В селе под Рязанью жители восемь лет пытаются установить памятные доски с именами земляков-участников Второй мировой войны, но им не разрешают.

— Мы просто стараемся увековечить память каждого участника Великой Отечественной. Чтобы они не остались безымянными, чтобы правнуки и следующие поколения могли прийти и возложить цветы своим односельчанам. Памятные доски готовы. Но нам ставят палки в колеса, — почти одинаковыми словами описывают ситуацию местные жители.

Девятый год длится противостояние активных жителей села Морозовы-Борки Сапожковского района с чиновниками и некоторыми местными жителями. Одна из причин отказа такова: среди нанесенных на плиты имен могут быть предатели.

Как получилось, что к 80-й годовщине победы в Отечественной под запретом оказался новый мемориальный объект, который хотят создать на народные средства, разбирался корреспондент «Регионального Аспекта».

На огороде бабушки Анюты

Все главные объекты села сосредоточились на одном пятачке. Это Покровская церковь, склеп и памятник участнику обороны Порт-Артура, изобретателю миномета Леониду Гобято, закладной камень с годом возникновения села — 1657, памятник-обелиск погибшим и пропавшим без вести во время войны 1941 – 1945 годов, сразу за ним — среднеобразовательная школа. По ограде этого обелиска инициативные жители и хотят установить памятные доски с именами всех 2654 участников той войны, однако пока не могут сделать этого — нет разрешения местной администрации, против и директор школы. В основании мемориала хранится капсула с именами погибших, но она недоступна для посетителей, да и перечень погибших там явно неполный.

Село Морозовы-Борки находится в 150 километрах от Рязани и в 15 километрах от Сапожка. По дороге на десятки километров — пустынные поля, так и не прикрытые снегом, и безлюдье. Уже у самого села встретился старик на велосипеде, километров за 50 до него — бабушка с рюкзаком на остановке. Даже автомобили на последнем отрезке пути — явление редкое. Из каждых 10 встреченных на пути домов три — крепкие и почти новые, три — разрушенные и заброшенные, четыре — покосившиеся, но пока обитаемые.

В начале прошлого века в селе жили чуть менее 5000 человек, в 2010 году — 570, в наши дни осталось 149. Летом численность населения увеличивается за счет дачников и местных, которые в холодное время года уезжают на заработки.

— Да, деревня вымирает, — это чуть ли не первые слова одного из инициативной группы по вопросу установки памятных досок Виктора Сачкова.

Ему чуть за 70. У Виктора Федоровича круглое лицо, которое невозможно представить сердитым, кое-как надетая на макушку шапка и потертая куртка. Рассказывает обо всем размеренно и по-простому. 

Вместе с ним перед небольшим земельным участком у дороги собрались местные жители Виктор Мишенев и Валентин Лялякин. Они говорят о площадке: разметка из песка — это дорожки для людей, а металлическое ограждение — это конструкция для прикрепления гранитных досок. Участок находится через дорогу от церкви, в двух шагах от памятника павшим.

— Все наши жители за устройство такого мемориального комплекса, — утверждает Сачков. — Эта площадка — на времянку, потом хотим перенести все это к мемориальному комплексу. Памятным плитам там самое место. А тут что? Здесь был огород бабушки Анюты [Анна Одинокова была дочерью расстрелянного в 1937 году диакона Иоакима Кодыкова]. Вот как мы придем на 9 Мая цветы положить на огород бабушки Анюты?

— Мы хотим, чтобы плиты были в более достойном месте, на старом мемориале. Почему кому-то наша задумка мешает, логического объяснения нет, — вступает Мишенев.

— Конечно, все «за», здесь многие воевали. И моя мать воевала в Великую Отечественную, недавно только в девяносто с лишним умерла, — словно с кем-то спорит, «рубя» рукой, Лялякин.

Сейчас в селе не осталось ни одного ветерана.

Хотелось бы всех поименно…

Идея изготовления гранитных досок с поименным списком погибших и вернувшихся с войны принадлежит Сергею Фокину. Он родился в Санкт-Петербурге, но в Морозовых-Борках проводил все каникулы. Говорит, что в селе он душой и всем сердцем. В Госархиве Рязанской области он собрал материалы для историко-литературного сборника из 9 томов по истории села. При помощи Благотворительного фонда «Морозовы-Борки — Санкт-Петербург» помог отлить колокола для храма в селе, также для 17 храмов Сапожковского благочиния — более 50 колоколов. Позже озадачился обустройством мемориала, а пока решает проблему, создал посвященный истории села и людям сайт «Морозовы-борки.рф».  

— Как-то приехал, остановился у памятника. Хотел перекреститься, а подумал — кому поклоны-то бить? Креста нет, имен погибших нет. 

Чтобы узнать свою родословную, Фокин стал наведываться в ГАРО. Попутно узнавал сведения из истории села. «Перелопатил» все открытые источники, в том числе базы Минобороны РФ, фонды Ухоловского, Шелуховского (Шиловского) райвоенкоматов, районные архивы. Помогли в розысках участников войны и местные старожилы. В результате были вновь выявлены 1 800 участников Второй мировой.

На это ушло 3,5 года.  

Когда появилась мысль о поименных памятных досках, Фокин посоветовался с земляками, и те поддержали идею. Обратился к местному предпринимателю — он пообещал помочь. Пенсионер также обсудил с архитекторами Анатолием Буслаковым и Михаилом Векиляном, и они посоветовали установить памятные доски вокруг памятника. Казалось бы, есть народная инициатива, есть финансовая поддержка — дело на 90% сделано. Но оно только начиналось. Это был 2017 год.

Сергей Фокин разузнал, как подать заявку на участие в программе местных инициатив, все рассказал землякам и уехал в Питер. Через полгода вернулся и узнал, что директор школы Людмила Кузнецова по какой-то причине отговорила предпринимателя помогать проекту финансово. Фокин понял, что придется справляться своими силами, но идею не оставил.

— Отправился на прием к главе Сапожковского округа Боярченкову [Виктор Боярченков, ныне покойный]. Тот выслушал и дал поручение главе сельской администрации Рыжкову закупать плиты. Мы не сошлись только в одном: Боярченков сказал выбить только имена погибших в Великой Отечественной, а мы хотели увековечить всех участников. По весне 2017 года с этим же вопросом ездил к вице-губернатору, но с мертвой точки ничего не сдвинулось, — рассказывает Фокин.

Летом получил окончательный отказ от Боярченкова — мол, с увековечиванием памяти и так все в порядке.

Фокин продолжал обращаться к вышестоящим чиновникам за помощью, и Анна Рослякова (на тот момент первый зампред регионального правительства) посоветовала провести сход. Общее собрание села прошло летом 2022 года. На нем присутствовали новый глава района Алексей Кириллов и директор школы. Они предупредили: высказываться могут только прописанные в селе, а проголосовать за или против проекта так и не дали. Причина, по мнению Фокина, надумана: в предоставленном им пакете документов не было объемного рисунка, как будут выглядеть мемориальные доски. 

После этого единомышленники Фокина провели опрос населения и получили при домовых обходах 220 подписей за проект от жителей Морозовых-Борков и близлежащих населенных пунктов — села Собчаково, поселков Дмитриевка, Ширино, Александро-Прасковьинка. Дело в том, что во время войны эти населенные пункты входили вместе с Морозово-Борками в одну административную единицу. Еще 282 человека подписались за проект через интернет — это родственники тех участников войны, имена которых значатся в сводном списке. Получилось 502 человека.

— За все эти годы мы чего только не наслушались! То с памятными досками мемориал будет «похож на кладбище», а кладбище у школы не нужно. То доски будут мешать детям гулять вокруг памятника, то они опасные для детей, могут упасть и травмировать. То администрация решила делать свою аллею памяти у памятника Гобято, то еще какие-то фантазии — лишь бы не дать нам завершить наше дело. Но самое безобразное — это когда ты жалуешься в высшие инстанции на то, что творит администрация села, а эту жалобу и спускают в район — тому, на кого жалуешься. Чтобы вроде как он сам с собой разобрался и наказал. Откровенное издевательство, — возмущается собеседник.

Фокину с единомышленниками помогли сделать объемный рисунок будущего мемориала, и они предложили провести второе собрание. На нем прокурор заявил, что фамилии участников войны должны проверить в Минобороны, «провести Госэкспертизу». Фокин написал в Департамент Минобороны по увековечению памяти погибших при защите Отечества, ему ответили:

«Согласование и открытие мемориальных комплексов в память погибших при защите Отечества с Департаментом не требуется. Вместе с тем установка мемориальных сооружений в память о погибших при защите Отечества в Департаменте возражений не вызывает».

В Минобороны также пояснили, что никакой «Госэкспертизы по проверке участников войны 1941 – 1945 годов» попросту не существует.

Однако дело снова не продвинулось.

За эти годы Фокин сделал памятные плиты, которые обошлись в круглую сумму — большую часть средств он взял в долг у друзей. Всего памятных гранитных досок получилось 70. Чтобы уместить как можно больше участников на одной плите, Фокин придумал наносить ФИО в определенном порядке: на одной строчке по центру плиты фамилия, а под ней в два столбца имена участников войны — полностью, отчества — с сокращениями.                    

Опасаясь, что и к 80-летию Победы установить памятные доски возле памятника не получится, Фокин выкупил участок Одиноковой. Расчистил его, установил временные металлические конструкции. 

Он уверен, что на это 9 Мая земляки смогут почтить каждого поименно.

Умерла, погиб, убили

— Вы бы видели — человеку 73-й год [Фокину], а он летом, в жару, кусты и деревья выкорчевывает! Майку снял, потом обливается, а дело делает, — продолжает разговор Сачков. — И я к этому проекту прикипел душой. Мы, когда детьми в этой школе учились, ходили по домам и составляли списки погибших в Великой Отечественной войне. Кто нам что говорил, мы и записывали, со слов. Поэтому, я так считаю, в той капсуле [захороненной у памятника] сведения неполные. И мы все же хотим добиться…

Пенсионер рассказывает, как устраивал на День Победы праздники для ветеранов, когда был председателем колхоза и главой сельской администрации. Ставил столы, собирал угощение, «ну, и винца тоже». В 1980-е годы участников той войны собиралось под 200 человек, но с каждым годом за праздничными столами становилось все свободнее. Сейчас во всей округе не осталось ни одного ветерана, хотя на войну ушли мужчины с каждого двора. У Сачкова воевал отец — вернулся живым и прожил до 1993 года. Дядя пропал без вести.

Вспоминает, что хорошо жилось в 1960 – 1980-х годах, а потом «все развалилось», после чего «пришел собственник». После этих слов машет рукой — мол, дальше и так все понятно.

— Живем как все: огород, картошка, капуста, несколько ульев у меня есть — свой мед вместо сахара. Жена уже 15 лет назад умерла, одна из двух дочерей тоже умерла… Вторая в Москве живет. А я ничего, все сам, забот хватает.

Виктор Федорович рассказывает о подвигах Гобято, о закладном камне — «это настоящий, где-то откопали», немного о жизни села. Работа есть в школе, магазине, пара человек в церкви, и все. Мужчины ездят вахтой в Рязань и Москву трудиться охранниками. Снова повторяет: «Село вымирает…».

Буквально в следующий момент выясняется, что вымирает оно не только по естественным и социально-экономическим причинам.

На по-прежнему безлюдной улице появляется стройная миловидная женщина, одетая полностью в черное. Она набирала крещенской воды в церкви. Женщина интересуется:

— А вы не журналист? А вы не по теме нашего мемориала? Все жители «за», запишите обязательно.

Местная жительница оказалась Ниной Васильевной — мамой убитого на охоте Сергея Пинтелина. О трагедии рассказали и на федеральных каналах ТВ. Виктор Федорович потихоньку сообщает, что «взял над ней шефство, помогает чем может», потому что осталась Нина Васильевна одна. Мужа она похоронила — тот был ликвидатором аварии на Чернобыльской АЭС и облучился.

Почти год назад село потрясла еще одна смерть — странная гибель 19-летнего Ивана Брысина. Он был уроженцем этих мест, окончил с отличием Морозово-Борковскую школу, после семья перебралась в Рязань. Вечером 10 февраля он вышел из гостей и пропал. Его обнаружили мертвым в речке Лыбеди. Следствие открыло уголовное дело, но вскоре закрыло его, сочтя смерть Ивана не криминальной.

Директор школы Кузнецова отозвалась о бывшем ученике как о прекрасном человеке, стремящемся постоянно кому-то помогать, отличнике и «нашей гордости». 

«Своих павших позорить не дадим!»

Местная школа старая, даже старинная. Построена более ста лет назад, ближе к концу века получила новую пристройку, в 2020 году — новый спортзал. Людмила Кузнецова по-настоящему гордится самой школой, ее традициями, учителями и учениками — говорит, все люди сельские, простые, живут проблемами, радостями и чаяниями страны. Чтут память погибших в Отечественной и ни в коем случае не против установки памятных досок, но — с некоторыми оговорками.

— На досках имена не наших жителей, не Морозово-Борковских, для чего это? Правда, он [Фокин] и меня называет чужой, пришлой, потому что я родом из Ермиши [переехала в село в 1970 году]. Село большое, мест много, но он самостоятельно решил установить доски у памятника павшим перед школой. Это никому не понравилось, никому из учителей точно. Наш батюшка посоветовал установить доски рядом с памятником Гобято — Фокину не понравилось. Посоветовали установить на небольшой аллее, где лавочки, — опять не захотел, — перечисляет претензии к энтузиасту Кузнецова. — Но сам-то он здесь не живет, только родители когда-то давно жили, да и приезжает на три дня в год, почему мы должны терпеть его фантазии?

По ее словам, вначале в селе отнеслись к предложению Фокина с интересом, поскольку тема той войны близка каждому. Потом поняли, что он «гнет свое», а на 9 мая, когда проходят торжественный митинг и другие мероприятия, «к людям даже не подходит». Постоит в сторонке и уходит. И люди не понимают, важна ли ему тема памяти, либо Фокин преследует какие-то свои цели. По селу циркулируют слухи о том, что у Фокина в Санкт-Петербурге существует фонд, в который небедные люди пожертвовали средства на памятные доски, и теперь он просто должен отчитаться по тратам.

— Далее. Что это за способ нанесения на плиты имен и фамилий участников войны? Я, как учитель русского и литературы, не могу этого понять: Ив. – Дор., Прок. – Ник., что это за «пыр-мыр»? Это позор какой-то. И ведь назвал все это новым «морозово-борковским раскладом», даже в такой уважаемой областной газете, как «Рязанские ведомости» ухитрился это разместить! — удивляется директор.

Собеседница утверждает, что «одна общая фамилия» для родственников и однофамильцев — недопустимый способ увековечения погибших и ветеранов, обидный для детей и внуков, непонятный для односельчан. А еще подобные списки обязательно нужно проверить — не вкралась ли какая ошибка.

— Точно ли этот человек участвовал в войне, а может, он был в плену, может, был предателем? Были же предатели, мы теперь это знаем. Но Фокин не хочет показывать списки ни нам, ни в соответствующий отдел министерства обороны. Почему? — снова задается вопросом собеседница. — Ему уже три наших прокурора сказали так сделать, но нет, отказывается. Почему человек из Санкт-Петербурга диктует, куда что и как ставить? В общем, сначала мы подошли к этому серьезно, потом поняли, что не стоит. Он сам по себе, а мы сами по себе — живем, учимся, готовимся к 80-тилетию. Вы бы знали, какая у нас идет подготовка, какие письма дети пишут, собирают подарки ребятам на СВО! А тема эта нам очень близка, и мы чтим наших защитников — у нас есть прекрасный памятник.

Глава сельской администрации Александр Лобанов солидарен с Кузнецовой: проверить списки необходимо. Если в них вдруг «затесался» предатель, позор ляжет на все село.

— Ему все старались помогать, и из нашего села, и из Собчаково. Сперва хотели установить памятные плиты там — хорошее место нашли, напротив кладбища. А потом Фокин сказал: нет, будем здесь устанавливать. И многие обиделись. Далее. У нас 600 человек ушло на фронт, в Собчаково 400 человек, откуда остальные в списке взялись? Теперь он приобрел участок, и он имеет право устанавливать там что угодно, но не выше своего забора, не для общего обозрения. Чтобы было не как общественное место, а его личное. Мое мнение такое: да, можно и нужно вносить инициативы «из народа», но с самим народом тоже нужно согласовывать. Да это и не «мое мнение». Он во все инстанции на нас жалобы рассылает. Если бы мы в этой ситуации где-то поступили не по закону, нас бы уже давно наказали, — уверен Лобанов.  

У Фокина есть ответы на эти обвинения: у памятника Гобято ничего устанавливать нельзя, так как это охранная зона храма Покрова Пресвятой Богородицы — памятника федерального значения, в локации возле лавочек тоже не подойдет — это низина. Списки участников войны не показывает потому, что они есть в открытом доступе — в его печатном сборнике. А если кто-то заподозрил, что он внес в свой список предателей, то пусть это докажет.

Фокин с единомышленниками намерен установить памятные плиты к этому Дню Победы. Кузнецова уверяет: ему никто не позволит этого сделать — ни жители, ни полиция. «Своих павших позорить не дадим!», — говорит директор. Да и по закону огород — это земля сельхозназначения, устраивать на ней мемориалы не положено.

Все относительно мирные переговоры зашли в тупик.

Памятные гранитные доски с именами участников войны, свидетелей которой почти не осталось, с 2022 года пылятся на складе. 

Фокин намерен продолжить начатое — изготовить памятные доски с поименными списками участников афганской и чеченской войн, а также нынешней — «СВО». Уточняет: «Это только после нашей Победы, потому что враг не дремлет!».