«Без нас в Шебекино совсем уныло»
Истории людей, живущих на линии огня
— Сегодня годовщина смерти Леши (Навального — ред.), — говорит Роман (имя изменено) и показывает жестом, как выпивает рюмку. — Наверное, надо отметить.
С Романом, темноволосым парнем двадцати пяти лет, мы встречаемся в Coffee Berries, одной из двух работающих кофеен в Шебекино. Это уютное и чистое заведение с двумя залами, мягкой мебелью, аквариумом и картинами на стенах. На одной из них — Красавица и Чудовище из диснеевского мультфильма. Владелицу кафе зовут Стелла. Она иногда бесплатно готовит горячее питание для российских военных, а Роман отвозит его на передовую.
— Скоро всё будет готово. Пять порций солянки, пять — картошки с мясом, свежевыпеченный хлеб и коробки мультифруктового сока, — говорит, подходя к нашему столику, Стелла, светловолосая молодая женщина с модными тату на руках.
— В Шебекино многие помогают военным. А к нам солдаты часто заходят, чтобы просто отдохнуть в уютной обстановке, телевизор посмотреть. Разговоры о боевых действиях мы не поддерживаем. У нас семейное кафе, место, где можно отвлечься от реальных проблем. Сюда приходят отмечать праздники. Недавно в кафе справляла свой юбилей восьмидесятилетняя женщина. На этом дне рождения гости так танцевали, что я смотрела и думала: жизнь обязательно наладится.
И всё же отвлечься от реальности полностью не получается. За стенами Coffee Berries время от времени звучат раскаты залпов российской артиллерии. В одном из панорамных окон кафе — не заделанное отверстие от осколка. Чёрно-белый домашний кролик по имени Сахарок, живущий в клетке в углу заведения, после ранения во время обстрела летом 2024 года, по словам Стеллы, страдает настоящим ПТСР.
— Наше заведение открылось ещё в 2013-м как кондитерская, а в 2019 году с помощью моих родителей мы переделали её в кафе. Пережили эпидемию коронавируса, причём, из-за льгот по налогам, гораздо легче, чем три года СВО. После обстрела в ночь с 31 июля на 1 августа 2024 нам пришлось закрыться. Рядом прилетел «кассетник», стены насквозь прошило. Но уже 1 ноября кафе снова заработало. Мы оштукатурили стены, вставили стекла. И всё время, что мы были закрыты, местные жители просили нас скорее открыться: без нас в Шебекино совсем уныло, — с грустной улыбкой говорит Стелла. — Тем летом мой дом тоже разбомбило. Сейчас я живу в Белгороде и езжу каждый день на работу на машине. В кафе у нас нет понятия «начальник-подчиненный». Я сама могу помочь на кухне, обслужить столик. Мои сотрудники работают без графика, каждый сам решает, в какой день ему выйти на работу. Расчёт ежедневный, и я сама определяю, кто и сколько заработал. В коллективе поддерживаем семейную атмосферу. Мы и меню не стали перелопачивать «под ахматовцев», как делают другие заведения города. И даже собираемся открыть филиал в Белгороде.
В углу кафе рядом со входом стоит несколько шкафчиков с книгами, которые приносят посетители. Тут же флагшток со знаменем Гвардейского десантно-штурмового полка. На стойке у окна — металлическая пластина с надписью: «Памяти Кузнецова Владислава Андреевича (13.04.2000-11.01.2024). Это младший брат Стеллы, десантник. Погиб на войне зимой прошлого года. Девушка говорит о нём не очень охотно, упоминает лишь, что «когда всё это закончится», хотела бы повесить мемориальную доску снаружи, на стене кафе.
— Я стараюсь не думать обо всём этом, не нервничать. Да и нервов никаких не осталось. За сына-младшеклассника только тревожно. После того, как в наш дом ФАБ прилетел, он некоторое время заикался, но сейчас всё прошло. Малой, как все шебекинские дети, собирает коллекцию из осколков снарядов, например, от кассетников: он их «газетами» называет. А когда знакомые военные подарили ему форму десантника по размеру, он даже спал в ней, — рассказывает Стелла и задумчиво, добавляет. — Хорошо, что украинцы стараются не бить по скоплениям гражданских. У нас в городе был случай, когда дрон нацелился на припаркованные автомобили, а рядом была детская площадка, полная ребят. Так вот, беспилотник просто висел в воздухе, пока все дети не убежали, и только тогда сбросил бомбу… Конечно, хочется, чтобы это всё быстрее закончилось, и все люди смогли вернуться домой. Я думаю, вернутся все: у белгородцев самые крепкие корни в России.
Из кухни выходит повар с четырьмя бумажными пакетами. Роман принимает их, и мы выходим из кафе.
«Путин послал их на убой»
— Время до точки пять-семь минут. Там пост артиллерийской разведки, пять человек, — говорит Роман, загружая пакеты с едой в салон своего автомобиля. Потом выпрямляется и смотрит на серое февральское небо. — Сегодня облачно, так что дроны вряд ли полетят.
Мы садимся в машину, выезжаем с парковки Coffee Berries, проезжаем по улице Ленина и уже через пару минут оказываемся на окраине Шебекино. В начале дороги, ведущей к границе, на обочине стоит жёлтый щит с нарисованными на нём знаком «Стоп», двумя силуэтами дронов и надписью «Внимание! Опасность БПЛА. Въезд запрещён».
— На самом деле проезд никто не контролирует, — объясняет Роман. — Знак просто предупреждает, что, если на участке дороги за ним по твоей тачке втащит дрон, компенсации от администрации ты не получишь.
Дорога делает крутой поворот, справа проносятся здания элеватора, и спустя пару минут мы оказываемся в другом мире. На заснеженных полях, через которые проходит шоссе, растянуты зелёные маскировочные сети, они прикрывают землянки и окопы от дронов. Слева, вдали, стоит «Град» с задранной к небу пусковой установкой. Несколько фигурок в камуфляже заряжают направляющие длинными, похожими на сигары, реактивными снарядами. Мы обгоняем человека в бушлате, вязаной черной маске, с автоматом на груди, бегущего вдоль обочины.
— Чего это он несется? — удивляется Роман. — Мне с позиций сообщали, что по дронам все чисто.
Спустя еще несколько минут мы съезжаем с обочины на заснеженную колею, проложенную между низкорослого ельника. Проезжаем метров двести и останавливаемся. Теперь, когда двигатель автомобиля заглушен, становится хорошо слышна канонада. Выходим из машины. Из-за деревьев быстрым шагом к нам спешит мужчина. На вид ему под шестьдесят, уставшее лицо с глубокими морщинами, вязаная черная шапка на голове, и, неожиданно, шеврон ЧВК «Вагнер» на рукаве камуфляжного бушлата. Военный здоровается с Романом, тот передаёт ему пакеты.
— Так, для вас мужики здесь первое-второе-десятое, все горячее, — говорит Роман. — По другим вопросам ещё свяжемся. Как по дронам, чисто? Просто мы мужика на дороге видели, куда-то быстро бежал.
Над нашими головами раздаётся резкий свист, словно очень низко пролетел реактивный самолёт. Этот звук на несколько секунд заглушает отдалённую канонаду.
— Это точно не «Град», — говорит Роман. — Но это точно в сторону Украины.
— Так, спасибо, мужики, и давайте валите отсюда, — торопит военный, разворачивается и с пакетами в руках быстро скрывается за деревьями.
Мы садимся в машину и выезжаем обратно на дорогу.
— Я считаю, что Алексей Анатольевич (Навальный — ред.) был лучшим политиком в современной России. И я против войны. Мне не близка точка зрения, многих жителей приграничья: «бейте по хохлам, раз они нас бьют». Я никогда не называл украинцев «свинорылыми», «укропами» и тому подобными словами, — говорит Роман, когда мы уже снова подъезжаем к Шебекино. — Да, я помогаю военным и не поддерживаю президента. Это Путин послал их на убой, как скот. А я не могу считать людей скотами. Они в плохом положении, и я помогаю им выжить и вернуться домой.
«Небольшая влюблённость в мальчика-военного»
— Меня утром 24-го февраля, разбудила мама в истерике: «Началась война!» — говорит Евгения (имя изменено), девушка двадцати лет с длинными темно-русыми волосами. — Я выглянула в окно. Мы живём на верхнем этаже многоэтажки, на горизонте такое зарево, похоже на отражение лучей восходящего солнца от стёкол теплиц.
С Романом мы вернулись в Coffee Berries и, пока он рассказывает о поездке Стелле, я общаюсь с его давней подругой.
— В те дни я не поддавалась панике. У меня жизненное правило: сначала воспринять всё как данность, а потом обдумывать, — рассказывает Евгения. — Я продолжила работать в кол-центре микрофинансовой организации, встречаться с друзьями, в общем, жить обычной жизнью. Страх пришёл позже, вместе с бомбардировками Шебекино, города, где я родилась и выросла.
Первые единичные обстрелы города со стороны Украины начались в октябре 2022 года. Весной 2023 интенсивность бомбардировок резко возросла.
— Осенью двадцать второго «бахало» где-то раз в два-три недели, и мы даже привыкли к этим «бахам», а в следующем мае всё изменилось, снаряды уже сыпались по несколько раз в день, в одни и те же районы города, — вспоминает Евгения.
В воскресенье, 1 октября 2023 года обстреляли район центрального рынка Шебекино. Пострадали три человека: у женщины было осколочное ранение шеи, двое мужчин были ранены в ноги. Были повреждены фасады торговых павильонов на рынке, муниципальные гаражи и три автомобиля.
— В тот день я заехала на рынок: мне надо было зайти в аптеку и «Fix Price». Только я припарковала машину, как почувствовала удар. Сначала мне показалось, что в мой автомобиль врезалась другая машина, но потом увидела, как из магазина валит дым. А потом ещё один взрыв и полетели осколки от стеклянного павильона, — рассказывает Евгения. — Я тогда рванула с места и поехала к бабушке. У меня реально началась паника. До этого случая прилёты были где-то в стороне от меня, а здесь всё случилось на моих глазах. Я просила родителей уехать из города, но они упертые, отказались. Тогда я сама поехала к другу в Воронеж, провела там неделю, успокоилась и вернулась. В такой обстановке лучше быть рядом с родными.
Летом 2024 года обстреливать Шебекино стали ежедневно. В городе отключили воду и электроснабжение. Власти призывали жителей эвакуироваться.
— Тем летом был прилет в соседний дом, тогда даже мои родители не выдержали, и мы решили уехать. Сначала нас распределили в белгородский ПВР открытый на стадионе «Белгород Арена», зачем перевели в Новый Оскол, — вспоминает Евгения. — Про ПВР ничего плохого сказать не могу: трехразовое питание, всякие плюшки, кофе-чай, выдали зубные щётки и пасту. Главное, что одежду выдавали, ведь некоторые из Шебекино чуть не в одних трусах уезжали. Ну и медпомощь тоже важна, у меня родители уже пожилые, им присмотр нужен.
Устроив родителей в ПВР, Евгения снова на неделю уехала в Воронеж, а затем вернулась в Шебекино. Обстановка к тому времени стабилизировалась, обстрелы продолжались ежедневно, но их интенсивность снизилась.
— Тогда я и познакомилась с солдатами. Как у многих девушек, у меня случилась небольшая влюблённость в мальчика-военного, — улыбается Евгения. — Я стала привозить ему и его сослуживцам продукты, медикаменты, одежду, всякие бытовые мелочи на позиции. Они мне скидывали списки всего необходимого, я закупалась и везла им. Мальчики всегда возвращали мне деньги, платили даже сверху, хотя я всегда отказывалась, но они настаивали. Говорили: «Спасибо большое, что ты вообще сюда приехала».
По словам девушки, при поездке на линию фронта опасны не только обстрелы, но и столкновения с российской военной техникой.
— С обстрелами мне везло, проносило как-то, прилетало либо до моего приезда, либо после. Больше всего я боялась в танк въехать ночью на дороге. Опасный участок я проезжаю на большой скорости, а военная техника иногда стоит прямо на проезжей части, и она, конечно, не освещена, — рассказывает Евгения. — Военные отстреливаются, а потом ждут приказа о смене позиции и просто стоят на дороге. Как-то я ехала и увидела впереди свет фонаря, думала, что это велосипедист едет мне навстречу. Оказалось, это солдат, едущий на броне танка, так обозначал своё присутствие… Конечно, столкновения военных и гражданских машин случалось не раз, но такую информацию власти стараются замалчивать и сколько точно таких случаев было сказать сложно.
Осенью 2024 года Евгения ездить на позиции военных перестала. Часть, где служил ее «мальчик-военный», перевели на другой участок фронта, далеко от Шебекино. Говорит, что если сейчас кто-то позвонит вдруг и попросит чем-то помочь, что-то привезти из продуктов или медикаментов, то она поможет, конечно.
— Мне повезло, те ребята все были хорошие. Хотя там всякий контингент попадается, — говорит Евгения. — Сейчас я проявлять инициативу и рисковать жизнью не собираюсь. Возможно, при каких-то обстоятельствах снова буду ездить, но пока таких причин нет. Мои родители даже не в курсе, что я когда-то ездила на передовую, незачем их волновать…
«Где взять Гарри Поттера?»
— Политикой я стал интересоваться лет в пятнадцать. А на Алексея обратил внимание во время выборов президента 2018 года, — рассказывает Роман. — Мне нравилось всё, что он делает. Это был бы лучший глава государства для России.
Мы садимся за столик в углу «Coffee Berries», он рассказывает о своей жизни и взглядах. Роман родился в одном из приволжских городов, но в раннем возрасте переехал с родителями в Грайворон — его отчим был родом из этого города Белгородской области.
— Я начал ходить в местный лицей, такая элитная школа для мажоров. Я из небогатой семьи, поэтому очень комплексовал и устраивал конфликты. После драки в четвёртом классе меня отчислили, и доучивался я в обычной школе, — вспоминает Роман.
После окончания школы он поступил в Агромеханический техникум в поселке Борисовка. Учился на специалиста по ремонту и эксплуатации сельхозтехники. Там впервые стал участником политического движения — Ленинского комсомола партии КПРФ.
— Да, такая себе оппозиция. Но всё же не партия власти. Хотелось поучаствовать в политике, понять, как это работает. Других вариантов просто не было, — объясняет Роман. — Мы много активничали: проводили собрания, организовывали субботники, возлагали цветы к памятникам по праздничным дням, ходили в школы и рассказывали детям об истории страны. Мне всё это нравилось.
Из комсомола Роман вышел в начале 2021 года, после ареста Алексея Навального. 23 января в Белгороде прошел несанкционированный митинг и шествие против ареста оппозиционного политика, в котором участвовали около тысячи человек, в том числе и Роман.
— Я решил уйти из комсомола, чтобы ребят не подставлять. Меня могли задержать на митингах и тогда начали бы шерстить всех моих знакомых, — объясняет молодой человек. — На другие акции протеста, например, 21 апреля я уже не смог попасть. Меня сначала вызвали на профилактическую беседу в полицию Грайворона, а потом поставили у моего дома машину с двумя следователями. Это было смешно. Я выходил из дома, например, за мороженым, а они тащились на своей «Ниве» за мной. Все караулили, чтобы я не сбежал в Белгород.
Осенью 2021 года Романа призвали в армию. Он служил в подразделении по охране стратегических объектов в Нижнем Новгороде. Начало войны застал там же.
— У меня отец и старший брат служили в армии, ну и я считал, что тоже должен. Хотел подписать контракт и поехать в Сирию, тогда это была единственная горячая точка, романтика, экзотика, всё такое. Но обстоятельства сильно изменились, — говорит Роман. — Часа в четыре-пять утра 24 февраля 2022 нас подняли по тревоге. Выдают боекомплект, и я такой: «Что-то происходит». Технику выгнали из ангаров. Часов в девять мы только узнали, что происходит. Но нас никуда так и не отправили. Охранять стратегические объекты тоже надо, даже если они далеко от линии фронта.
После демобилизации в декабре 2022-го Роман уехал в Москву, где в течение года работал, стараясь, по его словам, отстраниться от всего связанного с войной.
— Ну, потому что войну развязал Волан-де-Морт, она для меня чужая была. Я-то свой долг родине отдал. — объясняет Роман. — Но потом как-то поменял взгляд. Весной 2023-го я узнаю, что на Грайворон совершил рейд «Русский добровольческий корпус», участились обстрелы, и я решил, что надо ехать помогать. Да и на работе я что-то задолбался и с девушкой расстался. В общем, в сентябре 23-го я вернулся в Грайворон.
По возвращении, благодаря помощи старшего брата, Роман поступил в территориальную оборону Белгородской области. Основной задачей, по его словам, было наблюдение за дронами, обеспечение безопасности и сопровождение людей и техники, работающих на строительстве приграничных укреплений.
— Министерство обороны нанимает какую-либо строительную компанию в качестве подрядчика, те находят рабочих и машины, ну а мы следим, чтобы с ними ничего не случилось, — говорит Роман. — Здесь у украинцев интересная тактика. Сначала они поднимают разведывательный дрон, находят цель, как правило, технику, а потом боевым беспилотником бьют по ней или рядом. Как правило, удар небольшой силы. Затем пауза в три-семь минут. У нас есть возможность укрыться или вытащить людей из машин. А потом уже бьют по-настоящему. Такую возможность спастись дают только гражданским, по военным долбят сразу на поражение.
Параллельно со службой в теробороне, Роман заинтересовался деятельностью «z-блогеров», собирающих средства в помощь военным. По мнению молодого человека, проконтролировать, куда уходят собранные деньги, невозможно.
— С друзьями мы организовали группу расследования деятельности этих псевдоволонтеров, взяв за образец ФБК. Нами была создана группа в «Телеграме», где мы выкладывали результаты, выносили на обсуждение работу блогеров, требовали предоставить чеки, доказывающие, что деньги были потрачены на конкретный беспилотник, а не ушли в карман сборщику. Привлекали к сотрудничеству администраторов других каналов, в общем, создавали шум, — вспоминает Роман. — Только деятельность наша продлилась до весны 2024-го. Сначала z-блогеры обвиняли нас в предательстве, что мы против СВО и работаем на руку противникам. Потом один из мелких блогеров написал заявление в полицию, якобы, на него напал один из моих соратников. Заявление у него не приняли, в органах решили, что нет состава преступления. Но повышенное внимание к нашей деятельности со стороны силовиков появилось. На всякий случай мы решили работу группы приостановить. Да и из теробороны мне пришлось уйти. Тот блогер служил со мной в одном подразделении. Ну и начальство решило от нас обоих избавиться: вы конфликтуете, у обоих оружие, как бы чего не вышло…
Сейчас Роман работает в одной из местных бюджетных организаций, живёт, по его словам, «просто от зарплаты до зарплаты». Только иногда возит на позиции российских военных питание, одежду и бытовые вещи, вроде обогревателей.
— За последние годы я стал пустым. Ничего не вижу в будущем. Идешь по разрушенному городу, слушаешь взрывы и живешь как на автомате, — делится Роман. — От новостей о перемирии ничего не жду, ерунда это всё. Трамп пытался политический капитал заработать, да и финансовый тоже. Наш тоже, мне кажется, не особо за мир топить будет. Ну а если всё-таки перемирие будет, представляешь, что на фронте будет твориться? Ведь обе стороны будут торопиться захватить как можно больше территории, пушки не будут замолкать. А когда они будут возвращаться домой… Напомнить, как Гражданская война началась?
Во внутренние перемены в России молодой человек тоже не верит. По его словам, «поляна вытоптана надолго».
— Ведь Волан-де-Морт убрал всех. Лёшу убил, я на сто процентов в этом уверен. Пригожина, даже турбопатриотов прессуют. Где взять Гарри Поттера на него? — рассуждает Роман. — Но если произойдёт чудо, если начнутся мощные антивоенные протесты, начнётся настоящая борьба с властью, — я выйду и поддержу это. И мне не страшно потерять всё, что у меня есть.
