«Половину арестовали, остальные ушли на фронт»

История 93-летней Евдокии Протасовой, которая в младших классах начала работать на фронт, а в наши дни более 5 лет добивалась удостоверения труженика тыла

— Картошку сушеную готовили для фронта. Мыли, резали тонко, в печи сушили. Да, как сейчас чипсы. А самим-то есть хочется, смотрим на нее… А ни кусочка нельзя. Не наше же — государственное, — вспоминает Евдокия Павловна Протасова, для соседей из села Дубровичи под Рязанью просто «баба Дуся».

Начало Второй мировой на территории СССР застало ее в девятилетнем возрасте. К тому времени в семье было пятеро детей, но не было отца — его арестовали и отправили на каторжные работы в Магадан. В 1943 забрали и маму. Дети, младшему из которых исполнилось четыре, остались одни. Евдокия бросила школу и пошла работать в колхоз в деревне Метляева Иркутской области.

«Региональный Аспект» навестил пенсионерку накануне 9 мая и поговорил с ней — о жизни до, во время и после войны, которая завершилась 80 лет назад.

Среди цветущих яблонь и котиков

Евдокия Павловна вместе с дочерью Еленой живут на окраине Дубровичей — сюда они переехали из сурового иркутского климата больше 25 лет назад. Здесь у них небольшой дом с надворными постройками и, по-старинке, коровником. В нем корова-кормилица, благодаря которой в доме есть свое молоко, творог и масло. Она шарахается от незнакомого человека, но от голоса хозяйки тут же успокаивается и тянется к ней большим мокрым носом.

В саду хочется задержаться, хоть и холодно. Справа и слева цветущие яблони, стволы которых покрашены не привычной белой, а бежевой краской. Двор настолько чист, что, кажется, сюда случайно забрела клининговая служба из соседних коттеджей. Хозяйством заправляет Елена. Она признается, качая головой, что стала вставать непозволительно поздно — в 6 часов.

Баба Дуся читает дома газету. Ее саму почти не видно из-за обеденного стола, только вязаная шапочка на макушке, да очки бликуют.

— Все надо читать, надо знать, что творится, пока жива, — отвечает она на вопрос, что интересного в прессе.

Сухонькая, сгорбленная, в теплых разноцветных носочках — ноги мерзнут, несмотря на работающий отопительный котел. Да еще в том году получила травму — рубила кабачки для коров и задела ногу топором, потеряла много крови. Рана затянулась, но на общем здоровье сказалось: деятельная бабушка перестала выходить за калитку. Выходит только на холодную веранду проведывать и кормить котов с кошками — их у нее 8 штук, а не так давно было за 20. Елена постаралась уменьшить их популяцию — раздала по фермам. Евдокия Павловна сама варит им еду и говорит, что не любит кошек, а жалеет. «Мне всех жалко, все живое жалко», — вздыхает она.

Ни отца, ни матери

Бабу Дусю Рязань узнала в День памяти жертв репрессий, лет 7 назад, когда еще можно было свободно проводить подобные мероприятия. Во время молитвы памяти она подошла к микрофону и расплакалась: «Все были „врагами народа“! Отец — „враг народа“, мать — „враг народа“, а мы — дети „врагов народа“. Какие мы „враги“?!».

О детстве говорит неохотно, потому что «кому это надо?». Дочь уговаривает: надо, чтобы знали, чтобы помнили.

— Нас было четверо сестер и младший брат. В 1938-ом арестовали отца, мама как раз была в положении. До него забрали дядю. За что? Да никто уж и не спрашивал, забрали и забрали. Отец тогда удивился: «Его-то за что?». Он двух слов сказать не мог, такой забитый был. Тогда люди были все такие, помалкивали, никто в политику не лез. Работали и жили себе. Тогда у нас полдеревни арестовали, потом остальные на фронт ушли. Кто из братовьев отца уехал, те спаслись [от арестов]. Отец тоже думал уехать, а куда, если мама пятым была в положении? — рассказывает баба Дуся, постоянно поднося к глазам чистую тряпку вместо платка.

Отца обвинили в участии «в контрреволюционной диверсионно-вредительской организации» и отправили на магаданские золотые прииски. Он умер спустя несколько месяцев, где похоронен — неизвестно. Евдокия Павловна вместе с дочерью над вопросом, для чего из деревни забрали всех крепких мужчин, размышляют так:

— Нужно было много рабочей силы для крупных строек — БАМа, других «строек века», на добыче полезных ископаемых. Забирали только крепких мужиков, пьяниц да хилых не арестовывали.

На сестрах и родившемся брате поставили клеймо «дети врага народа». Баба Дуся вспоминает, что отношение к ним было особое — их сторонились, при каждом удобном случае напоминали, кто они. Позже не взяли в комсомол. «Не очень-то и хотелось, но все же», — до сих пор с острым чувством несправедливости говорит она.

А в 1943 году забрали мать. Вместе с еще одной женщиной она набрала с поля ведро картошки — бросовой, которую оставили на поле после сбора урожая. И пошла с этим ведром до дома. Кто-то увидел и донес.

— Эта вторая женщина была женой военнослужащего, ее не тронули. А мама была женой врага народа, поэтому ее арестовали. Посадили на лошадь и увезли. Мы совсем одни остались. Тогда не было никаких детдомов, приютов, выживай как хочешь! — Евдокия Павловна снова подносит к глазам тряпочку. — Никому дела не было. Вам сейчас не понять, никому не понять.

Говорит, что начало войны запомнила так: был «какой-то митинг в деревне», а радио у них тогда не существовало. Не было и электричества, не было дров, не было еды и малейшей надежды на помощь. Избежавших арестов мужчин забрали на фронт. Остались только женщины и дети.

Справочно:

В Иркутской области только в 1937 году было репрессировано 24 007 человек. На участке близ села Пивовариха расстреляно и захоронено в общих рвах 17 тыс. человек. В 1950-е годы на захоронениях был устроен питомник для служебных собак. В 1989 году был вскрыт первый ров, останки отправлены на экспертизу. В ноябре того же года там открыт мемориал памяти жертв политических репрессий. Число арестованных по политическим мотивам с 1917 по 1953 год, по данным историко-просветительского общества «Мемориал», составляет 4 750 000 человек. Цифра неточная: не все документы сохранились, не архивы были открыты.

Заготовка дров за похлебку

— Когда мама была с нами, картошку сушеную готовили для фронта. Мыли, резали тонко, в печи сушили. Да, как сейчас чипсы. А самим-то есть хочется, смотрим на нее… И ни кусочка нельзя. Не наше же — государственное, все для фронта.

С началом войны школа не закрылась, и Евдокия успела закончить два класса. Когда маму забрали, о школе пришлось забыть и пойти работать в колхоз. Говорит, что за тарелку похлебки, но потом вспоминает, что работали все — мол, в любом случае пришлось бы идти работать. Деревенским детям тяжелая работа тогда была не в новинку, но в колхозе она казалась особенно трудной из-за разъедающего изнутри голода. Ставили на прополку — Евдокия не видела конца поля. Отправляли на любые подсобные работы — она убирала территорию, таскала ведрами воду, колола дрова. Старшей сестре, которой еще не было и 16 лет, «повезло» устроиться в соседнее хозяйство — там за работу давали хлеб. Она трудилась на лесозаготовках, вырубала и корчевала деревья в сибирской тайге. Часть отправляли в родную деревню, а Евдокия срубала со стволов сучья и заготавливала дрова.

— Младший братик распух, — вступает вместо мамы Елена. — Лежал весь опухший, сестры сами маленькие, не знают, что делать. Но врач помог — в деревне все же оставались врачи. Дал какие-то лекарства, «вытащили» брата, выжил он. А дети шкуру коровью ели, которая на кровати лежала. Так оголодали, что стали резать ее на кусочки, долго вываривали и ели.

У Евдокии то ли от голода, то ли от тяжелой работы настолько упало зрение, что она почти ослепла. Этот период жизни она помнит плохо, только то, что оказалась у тетки в Иркутске. Там и встретила победу. Почти все дома тогда были одноэтажными, деревянными. И на каждом доме, на каждой калитке в тот же день появились красные флаги. Еще все срывали ветки сирени, размахивали ими и шли гулять.

— И никто вернувшихся с войны не чтил, не было никакого особого отношения. Даже не знаю, выплатили ли им какие-то «подъемные». Ну, пришли и пришли, начинайте трудиться. Да и День Победы еще какое-то время не праздновали.

— Не праздновали ничего, — подхватывает дочь. — Я в школе и не помню никаких парадов и демонстраций. Только чуть позже, это при Брежневе. Тогда как вышли на улицы все ветераны… Много их было, но, конечно, дожили не все. Потом уже, в девяностых, все официально и торжественно праздновать стали. И доплаты какие-то начались. Но вот что скажу: такого почета от государства к ветеранам раньше не было, а уважение народа было.

Бабушка Дуся встает, разминает затекшие ноги, снимает шапку и пересаживается на диван. Она периодически «выключается» из разговора, глядя в стол или стену, словно там демонстрируют хронику прошлого. В комнату пробирается одна из кошек, и бабушка рассеянно ее гладит. Еще постоянно приговаривает то «Вам не понять», то «Да кому это надо?».

В 1950-е ее отца с матерью реабилитировали, но стигма «ребенка врага народа» осталась с ней на всю жизнь. В послевоенное время она с трудом устроилась на работу в железнодорожном ведомстве, ведь членам семей «врагов народа» на столь важном стратегическом объекте работать не полагалось. Еще много где не полагалось.

Победа спустя 80 лет

Из Иркутской области Протасовы переехали по стечению обстоятельств: сгорел их дом, да и племянница уехала за мужем-военнослужащим в Рязанскую область. В Дубровичах они, что называется, «прижились»: активных и работящих бабу Дусю с дочерью вскоре узнали все. Старшая Протасова до последнего ходила за коровами, занималась хозяйством наравне с дочерью. Но несколько лет назад загрустила — ей захотелось поклониться могилам матери и других родных, а также понять, возможно ли почтить память погибших репрессированных в Магаданской области. Стали раздумывать, как ехать. По всему выходило, что бабушке нужен сопровождающий, а дорога на двух человек получалась слишком дорогостоящей.

— Только тогда и задумались о статусе «труженик тыла», потому что с таким удостоверением дорога для мамы вышла бы бесплатной. Сначала думали, что это просто и быстро, но все затянулось на годы, — продолжает Елена, которая в основном и занималась оформлением документов.

В какой-то момент показалось, что все документы собраны, но не было самого важного — свидетельств того, что Евдокия Павловна работала наравне со взрослыми в военные годы. «Бумажные» архивы редко где сохранились за столько десятилетий. А где-то и вовсе не вели учет детской рабочей силы. Поэтому Протасовым посоветовали найти свидетелей ее работы в колхозе. Задача оказалась невыполнимой: до одной жительницы деревни Метляева дозвонились, да она от трагичных воспоминаний тут же слегла с гипертоническим кризом. О том, чтобы сильно пожилая женщина дала официальные свидетельские показания, речи идти не могло. Но им все же повезло.

Юрист, который занялся делом Евдокии Павловны летом прошлого года, обратил внимание на косвенные доказательства ее работы в колхозе.

— Нашлись документы о том, что Чичигины [девичья фамилия Евдокии Павловны] были членами колхоза имени Ворошилова, а также о распоряжении Иркутского обкома КПСС о привлечении школьников к труду в 1942 – 1944 годы. Да, это косвенные доказательства, но прямых и быть не могло: вряд ли где-то вообще были документы о привлечении к тяжелому труду несовершеннолетних, — пояснил юрист. — Также в 1993 году был опубликован указ Ельцина: не истребовать документы, подтверждающие работу в тылу, для рожденных до конца 1931 года. Суд согласился с этими доводами, соцзащита не стала подавать апелляцию. В январе суд признал ее статус труженицы тыла.

Когда Евдокии Павловне привезли ветеранское удостоверение и медаль к 80-летию Победы, она не поверила. Только спустя несколько дней пенсионерка поняла: государство действительно признало ее заслуги тех лет. Удостоверение вместе с медалью теперь лежат на видном месте.

Сейчас юрист помогает Протасовой добиться инвалидности. Уже есть договоренность о визите врачей в середине мая, чтобы осмотреть пенсионерку. Если ей присвоят 2 группу инвалидности, баба Дуся будет иметь право на получение прогулочной коляски, противопролежневого матраца и других техсредств, при помощи которых жить ей станет гораздо комфортней. Еще Елена мечтает хоть ненадолго отправить бабушку в госпиталь для ветеранов, чтобы поддержать ее здоровье.  

 — А знаете, люди-то у нас хорошие, — словно спохватывается Елена. — Мне все помогали и в Иркутской, и в Магаданской области. Я звонила прямо начальникам отделов и спрашивала: «Чьих будешь?». Мол, чей сын или дочь. И нас почти все сразу вспоминали. В одной справке ошибку в фамилии сделали. Но быстро переделали. Здесь с судом затягивали, но все же решили положительно. Костя [депутат Дубровического сельского поселения, главред интернет-издания «Вид сбоку» Константин Смирнов] много помогал, журналисты писали, юрист работал — без них ничего бы не получилось, точно говорю. Мы уже стали помогать одной семье из Пронского района по тому же вопросу, но, к сожалению, та бабушка недавно умерла.

Справочно:

На сегодняшний день в России живут 296 810 ветеранов, не участвовавших в боях. Это жители блокадного Ленинграда, Севастополя, Сталинграда и труженики тыла. Участников и инвалидов войны на 1 января этого года — 10 773.

Елена всем довольна: уже получили федеральную выплату к 80-летию Победы, 55 тыс. рублей. На эти деньги они смогли утеплить одну стену дома — мама уже постоянно мерзнет. На такую же «губернаторскую» выплату Елена планирует сменить отопительный котел, который пришел в негодность. 

И только об одном обе горюют:

— А съездить на родину уже не получится, для мамы дорога будет слишком тяжелой. Поздно.