Семья Марии Кнутиковой живет во Владивостоке. У ее сына Ивана — сенсорная алалия — тяжелое нарушение речи, то есть расстройство слухового восприятия. Как объясняет мама, он слышит речь, но понимает около 30-40%. По заключению психолого-медико-педагогической комиссии (есть в распоряжении редакции), Ивану нужно учиться очно, с тьютором, с применением альтернативных методов сурдопедагогики, применять опорные конспекты, схемы, плакаты, презентации, интерактивные платформы.
Иван профессионально занимается горными лыжами, батутной акробатикой и сапсерфингом. До шестого класса он учился в общеобразовательной школе. Но со временем ему стало все сложнее усваивать программу. Добавила проблем переполненность школ в районе, где живет семья — в классе могло быть по 34 человека.
— Сначала нас в детском саду выдавливали, разрешили посещать только до обеда сад, но мы и на это согласились, чтобы ребенок был социализирован. Потом не хотели брать в школу, говорили даже, что нет стола и стула. Потом я сама стала тьютором для сына, официально устроилась, приходила вместе с ним в школу. Ребенок начал показывать результаты, все успокоились. Но потом мы переехали в другой район, снова сменили школу, я снова начала ходить с ним на уроки. Учитель всем рассказывает, я также усваиваю тему и показываю Ване, — рассказывает Мария.
В 5-6 классах программа усложнилась увеличился объем информации. В том же заключении психолого-медико-педагогической комиссии указано — Ивану нужны занятия «по развитию речи с использованием альтернативных методов сурдопедагогики».
— Получается, чтобы лучше воспринимать, ему нужно выучить жестовый язык. Мы пошли в интернат для глухих и слабослышащих детей. Ему нужны особые условия, более спокойные, а не 34 человека в классе, больше визуализации материала — применение новых технологий в образовании. Но когда мы пришли в интернат, Ваню начали планомерно выдавливать, — объясняет мама.
Она считает, что такое отношение из-за ее требований той же большей визуализации материала. В представлении прокуратуры (есть в распоряжении редакции) указано, что с Иваном визуализация и наглядные раздаточные материалы не используются в достаточной мере.
— Руководство интерната проводило встречу, убеждало управление образования и другие надзорные органы в том, что у моего ребенка психиатрический диагноз. И так не с нами одними, я думаю. Проще поставить аутизм, психиатрические диагнозы, назначают нейролептики или еще что-то, а не создавать условия для обучения детей, индивидуальные планы, усиливать логопедов в поликлиниках, открывать специальную коррекционную школу. Но наш ребенок обследован, проходил тест Векслера, который показал наличие интеллекта у нашего ребенка. Я понимаю, что система сдерживает все, хочет сделать как удобнее, но у меня другого выхода нет, цена всего — жизнь моего ребенка, — говорит Мария.
Она настаивает, что сейчас в интернате дискриминируют ее ребенка, не дают обучаться. Она готова была сама показать педагогам, как они работали с сыном в других школах, но ее помощь отвергли.
— Администрации интерната был удобен вариант, чтобы фактическое обучение сына мы осуществляли по вечерам сами. Чтобы бабушки-учительницы на нас не сердились, им было бы удобней просто выдавать задания, в функцию родителей вменялось обеспечить усвоением школьной программы Иваном по русскому, литературе, геометрии, физике, биологии, истории, обществознанию, развитию речи. В свою очередь родители должны поработать днем и заплатить налоги, из которых учительницы вместе с директором получат зарплату, а родители после работы до глубокой ночи должны сами прочитав не разбираемые каракули учителей в дневнике, догадаться что вообще хотят, где то найти материал по темам изучить его и разработать визуальный материал и научить сына. Я считаю, что мой ребенок имеет право учиться, а если таких возможностей нет в самой школе, пусть они ищут специалистов, налаживают взаимодействие с другими регионами. Но право изучать русский жестовый язык у него есть. Но нам с мужем говорили, что нам нужно переводить сына на программы для тяжелой умственной отсталости, — говорит мама.
Первым о проблеме рассказал владивостокский журналист Геннадий Шульга. Он добавил, что пытался поговорить с директором интерната, час прождал ее, но на разговор она не вышла.
«Они не соизволили мне рассказать свою версию. Значит есть что скрывать и есть моменты за которые неудобно», — заключил Шульга.
После сюжета в комментариях началась настоящая травля мамы и ее сына. «Мама затерроризировала школу», «сама мама шлепала и била учеников», «подросток совсем не контролирует своё поведение, может ударить ребенка, учителя», «это «СОПЛИ» обиженного родителя», «потребительский экстремизм», «предоставили липовые справки». Ребенка советовали «не учить, а лечить», утверждали, что он «избивает учительницу на глазах всей школы, душит ее, его оттаскивают от педагога несколько крупных мужчин учителей». Добавляли: «таких детей или нужно обучать в усмирительной рубашке», «работать он все равно не будет» и «выучи дактиль и жестовый язык сама».
Такие комментарии сопровождались указаниями на то, что пишет их сама мама ребенка-инвалида, в каждом однотипно хвалят директора интерната.
Единицы отметили, что в Приморье нет ни одной школы, например, для детей с тяжелыми нарушениями речи.
«И куда этих детей? В утиль? Закрыть дома? Или может сразу в газовую камеру? Мне страшно читать такое от мам детей-инвалидов. Свора собак готовая загрызть слабого», — написала единственная женщина.
Фото из семейного архива.
