Время на прочтение: 23 минут(ы)

Пепел, партия, пиар

Как огонь в Забайкалье превращает семь миллионов рублей в 15 тысяч, работу волонтеров — в политическую витрину, а подозрения — в доносы и поиск «диверсантов»

«Забайкалье так никогда не горело» — в 2025 году эту фразу в крае слышишь особенно часто. Так говорят и чиновники, и эксперты, и активисты. Есть с чем сравнивать: за весь прошлый год в Забайкальском регионе сгорело около двух миллионов гектар — и глава Рослесхоза назвал положение дел «провалом года». В этом году к середине лета огонь уничтожил уже более 2,7 миллиона гектар, выгорела практически десятая часть лесов Забайкалья. Только теперь чиновники предпочитают отмалчиваться и будто бы дистанцировались от происходящего. 

Через пять дней после введения режима ЧС федерального уровня уволился глава пожарной безопасности края Ринат Хисматулин, спустя две недели — врио вице-премьера правительства Николай Захаров, который курировал вопросы ГО и ЧС. Министр природных ресурсов Павел Волжин в разгар пожаров оказался в отпуске (правда, вышел из него, когда его начали публично стыдить). Тушить, наравне с пожарными расчетами, приходится добровольцам — и среди них всё заметнее представители «Единой России». Они активно строят положительный образ на фоне приближающихся выборов в местные советы.

«Региональный аспект» рассказывает, как в огне исчезают не только дома и деревья, но и границы между слухами и фактами. Разговоры о диверсантах и умышленных поджогах, которые в начале пожарного сезона казались фантастикой, теперь некоторые уже не ставят под сомнение. 

«От кооператива остались только начало и конец»

В Смоленку —  село в семи километрах от Читы, где живут около десяти тысяч человек — огонь пришел на майские праздники. Рядом — десяток садовых и дачных товариществ. С трех сторон к селу подступают лесные массивы. 9 мая там загорелись трава и деревья, затем огонь пошел по верхушкам сосен и берез — начался верховой пожар, самый опасный и разрушительный. С земли такие тушить сложно, нужна авиация. Вспыхнули дачные дома смоленковского СНТ «Автозаводец». Бо́льшую часть построек удалось отстоять, но на следующий день огонь вернулся.

10 мая погода была идеальной для дачи: 25 градусов, легкий ветерок. Но семья Людмилы (собеседница попросила не указывать фамилию) в свой домик в СНТ «Малиновка», в паре километров от «Автозаводца», не поехала — у мужа была смена на работе. То, что в лесу рядом со Смоленкой начались пожары, Людмила знала, но надеялась: пронесет как в 2020 году. Тогда огонь тоже подходил близко, но его остановили МЧС и «Забайкаллесхоз». 

К обеду ветер усилился до 10–15 метров в секунду, а нейтральные сообщения поселковых Телеграм-чатов сменила паника — пламя добралось до домов. На одном из видео Людмила увидела, как тлеет уже их двухэтажный дом.

— Мы прикинули [ущерб] — наверное, миллионов семь−восемь. Сам дом — это, допустим, три−четыре миллиона. Дом из бруса, полностью обустроенный, укомплектованный, утепленный. Мы даже зимой туда приезжали. Мебель, телевизор… Триммер обновили в 2024 году, он нам обошелся в 26 тысяч, культиватор — около 50 тысяч. Еще у нас была баня, теплица и беседка. И сгорело все, прямо до основания, — делится Людмила.

11 мая она с мужем приехала в «Малиновку». Супруги уже знали, что огонь задел дома, но все же не ожидали увидеть черное поле. Кое-где от домиков остались только печки. Домашние животные разбежались или погибли. Тем, чьи участки были на краю, повезло больше — по словам Людмилы, «от кооператива остались только начало и конец». Она пересказывает слова соседки, которая своими глазами видела пожар 10 мая: сначала — легкий дымок в глубине леса, а через 40 минут «Малиновка» уже вся в огне. Спасти дом и вещи соседка не успела, времени хватило лишь на то, чтобы прыгнуть в машину и уехать подальше от пекла.

Позже стало известно, что пострадали три СНТ: «Малиновка», «Автозаводец» и «Озон». Глава Читинского района Виктор Машуков подвел итоги: в «Малиновке» сгорели 24 садовых и два жилых дома, примерно столько же — в «Автозаводце». В «Озоне» постройки уцелели, повреждены четыре участка. Людмила называет другие цифры: из 80 домов «Малиновки» полностью выгорели 39, еще 20 — пострадали. 

В тот же день в сгоревшей «Малиновке», прямо на пепелище провели собрание. Приехал Машуков, попытался успокоить погорельцев.

— Сказал, что всем выплатят единовременное пособие в 15 тысяч. У кого было имущество частично утрачено — вам будет выплачено 75 тысяч, а у кого дома в собственности были — по 150 тысяч. А если вы там еще [постоянно] проживали… Вообще, звучала сумма в 750 тысяч или сертификат на строительство. То есть он как бы нас так приободрил, — иронизирует Людмила. 

Она несколько раз ходила в администрацию Читинского района подавать заявление (фото и копий заявления Людмила не делала — прим.ред.) — сначала сама, потом сопровождала родных: мужа, маму, дочь. Всем надо было отнести бумаги. Через пару недель семье выплатили чуть больше 30 тысяч — по 15,6 на двух человек, проживающих в доме. Потом пришли еще 15,6. На этом все.

— В середине июля звонили из [администрации] Читинского района, и вот они сказали, что мы тут собирались, и прокуратура, и администрация, и решили, что [выделим] только по 15,6. А так как у нас есть другая собственность, то есть это не основное наше жилье, то 150 тысяч нам не положено. Ну а про 750 тысяч или сертификат на строительство — об этом вообще и речи не идет даже, — рассказывает она. — Что тут можно чувствовать? На душе горечь, жалость, обида.

Более крупных выплат, по словам Людмилы, не получил никто из «Малиновки». 

^{Все, что осталось от дома семьи Людмилы — печка и выгоревшая теплица. Фото предоставлено Людмилой}

Застрахован дом ее семьи не был. Говорит, «не задумывалась». Сейчас винит себя за это. В чате «Волонтеры Забайкалья», который ведут единороссы, пострадавших часто упрекают за отсутствие страховок. Недовольство компенсациями и реплики вроде «на 150 тысяч даже баню не построишь» тонут в обвинениях в «потребительском отношении» к власти. Некоторые участники вспоминают, что и раньше после природных бедствий — например, наводнений, — людям почти ничего не выплачивали. Кто-то получал продукты мешками и 50 тысяч рублей на каждого проживающего, для этого приходилось месяцами терпеть «проверяльщиков». 

— Ни копейки после наводнения не выплатили, выплаты были только на бумаге и в телевизоре. Сами через это прошли. После наводнения остались брошенными на произвол. На всю жизнь это запомнила, — вспоминает участница чата. 

Молебны о дожде и губернатор в хаки

Пожароопасный сезон в Забайкалье в этом году начался чуть позже, чем в прошлом — 24 марта. В тот день вспыхнул ландшафтный пожар возле села Новотроицк к востоку от Читы, а вскоре огонь перекинулся на деревья. За сутки в крае зафиксировали 22 пожара, к концу апреля — почти 900 пожаров на общей площади 300 тысяч гектаров.

В апреле и мае, на фоне отсутствия чиновников, отвечающих за тушение, ситуация только ухудшалась. Краю перестало хватать собственных ресурсов, парашютистов-десантников и спасателей МЧС начали стягивать из соседних регионов. Пожары дошли до Бурятии, в самом Забайкалье к тому моменту выгорело уже не меньше полутора миллионов гектар леса. Православные, буддисты и мусульмане устраивали молебны и просили дождя, но погода, как назло, была не на стороне просящих.

В июне пламя охватило Атамановку — село вблизи Читы, где живет около 11 тысяч человек. Его еще в 2015 году включили в список населенных пунктов, подверженных угрозе лесных пожаров (вместе со Смоленкой), но дальше перечня дело не пошло. А спустя десять лет в поселение пришел по-настоящему разрушительный пожар. Тушили его десять дней, ущерб превысил 300 миллионов рублей. Пострадали атамановские садовые товарищества, входящие в поселение: огонь уничтожил несколько домов в дачном кооперативе «Засопочный», а СНТ «Локомотив» выгорело полностью. Когда пламя подошло к детскому лагерю «Парус», откуда заранее вывезли детей, внезапно пошел дождь — и помог сдержать огонь.

Губернатор Александр Осипов в те дни находился в Санкт-Петербурге, на Международном экономическом форуме. Из-за чего его раскритиковал депутат Госдумы от края Андрей Гурулев — обвинил в провале оперативного реагирования. Он подчеркнул, что Атамановку нужно было защищать не только из-за угрозы для людей, но и потому что там расположен бронетанковый ремонтный завод, который готовит технику для войны в Украине.

21 июня Осипов («не дожидаясь закрытия ПМЭФ», как написали лояльные СМИ) вернулся в Забайкалье. Фото в костюме с галстуком и видео из военного госпиталя в его Телеграм-канале сменились другим контентом: как губернатор в костюме цвета хаки стоит в лесополосе и изучает карты.

2,7 миллиона гектаров — таков последний озвученный объем выгоревшего леса. Эти данные приводились в июле. Осенью, вероятно, озвучат новую цифру. Всего в Забайкальском крае — более 30 миллионов гектаров леса. Значит, за весну и неполное лето выгорела примерно десятая их часть. 

В тушение пожаров уже вложили более 2,3 миллиарда рублей. Бо́льшая часть — из федерального бюджета. На эти деньги тушили пожары с воздуха, проводили авиационный мониторинг, набирали дополнительных специалистов. Краевые деньги (445 млн рублей) потратили на содержание «лесопожарных формирований», их премирование, капремонт техники, закупку спутниковых телефонов. Для сравнения: в 2024 году правительство РФ выделило Забайкалью в качестве компенсации затрат на тушение лесных пожаров 559 млн рублей. 

Почему огонь хозяйничает в Забайкалье

На вопрос, кто виноват в забайкальских пожарах, доброволец Наталья Чимитова отвечает, не задумываясь: резко континентальный климат.

— Очень большие ветра и очень мало дождей. Не то что дождей — у нас даже снега порой не бывает зимой. Этой зимой раза три выпадал. Все сухое стоит — трава, деревья, на деревьях еще и сухие листья. Елки, когда не напитываются влагой, легко загораются. [В Забайкалье] в основном сосновый лес, и в нем еще при горении выделяются эфирные масла, которые поддерживают горение, — объясняет она.

Наталья — многодетная мама из Смоленки. Это не мешает ей с мужем уже десять лет участвовать в тушении пожаров в качестве добровольца. В этом году в семье родился еще один ребенок, поэтому тушили посменно: пока мама была в «полях», отец сидел с детьми — и наоборот. 

Все началось в 2015 году, когда семья переехала в Смоленку. Тогда впервые увидели верховой пожар. Огонь зашел в село и уничтожил дома на одной из улиц. Наталья своими глазами видела, как в машине, пытавшейся уехать с места пожара, задохнулась, надышавшись дымом, трехлетняя девочка.

— Стихию трудно остановить. Особенно когда идет верховой пожар, ничего сделать практически невозможно. Даже авиация бессильна в этом случае, потому что леса у нас довольно плотные. Сосны горят и дают очень большой жар. Остается только, скажем так, уповать на погодные условия, на смену ветра, и уже потом действовать по ситуации.

В этом году, замечает Чимитова, волонтеры в Смоленке тушили пожар по «штатной схеме»: 9 мая впервые заметили огонь, «снялись с мест», назначили координаторов и пошли в лес. Женщины, оставшиеся в селе, помогали: выкидывали шланги на дорогу, чтобы добровольцы могли заправляться водой. Тушили, кто чем: из канистр и специальных ранцев, руками и ногами, ветками и лопатами.

Ведомства, по оценке волонтерки, сработали слаженно: подключились и спасатели, и недавно открытая в микрорайоне Добротный пожарная часть на четыре расчета, и добровольная пожарная дружина, организованная администрацией при Смоленке — люди в ней заключают договор с муниципалитетом и получают от него оснащение. 

У обычных добровольцев такой возможности нет — они экипируют себя сами. Комплект амуниции, включая рюкзак, СИЗ, хлопчатобумажную одежду и головной убор, по словам Натальи, обходится в 50 тысяч рублей. 

— Если мы хотим вкусно готовить, у нас будет печка за 50 тысяч. А если мы хотим отстоять свои дома, значит, у нас будет амуниция за 50 тысяч, — посмеивается она невесело.

В этом году некоммерческая организация Натальи получила грант от правительства края, теперь вопросы с экипировкой в ее дружине на 60 человек решен. 

У общественницы Марины Сухининой из Читы другой опыт взаимодействия с пожарными. Она председатель дачного кооператива возле Атамановки. Помогала открывать волонтерский пункт, подвозила воду и продукты в пострадавшие села. Работа пожарных, аккуратно уточняет она, «вызывает вопросы». Впрочем, оговаривается Марина: возможно, потому, что смотрит как обыватель.

— У нас в одном из кооперативов сопка загорелась. Приехали четверо пожарных, остановились под сопкой. Натурально стояли и грызли семечки, даже из машины не вышли. Потому что они приехали охранять дома. Есть установка: сидеть и лес не тушить. Если где-то дома загорятся, они быстренько разворачиваются и тушат. На сопку было тяжело забраться, мы же обыкновенные люди, тем не менее мы вскарабкались. Почему бы тем же пожарникам тоже не вылезти из своей машины и не пойти с нами? Они же обученные, они же специализированная служба. Вот это непонятно, — говорит она.

^{Как выглядит горящая сопка в Забайкалье. Источник: Телеграм-канал «Волонтеры Забайкалья»}

Некоторые очаги, считает Марина, просто не дотушивали. Собеседница приводит в пример село Маккавеево в 50 километрах от Читы, где пожар тушили три дня. Пожарные уезжали оттуда уже в восемь вечера, а за ночь огонь разгорался заново:

— Пеньки потушили, вокруг все окопали, но деревья-то снизу горят. Они на ночь уезжают, а это дерево разгорается, и пошел верховой пожар. Вот вам и пожалуйста. 

Наталья перечисляет способы защиты поселений от огня: опашка — минерализованные полосы голой земли, пожарный разрыв — пустая просека между постройками или деревьями. В Смоленке, говорит она, делают и то и другое. Но Людмила, чей дом сгорел в «Малиновке», утверждает, что в их СНТ опашку не видели уже несколько лет.

Как и в Яблоново — маленьком селе на 500 человек в 60 километрах от Читы. В мае оно оказалось буквально в кольце огня. Боролись семь дней. Спасла железная дорога — в село прибыл пожарный поезд, из которого набирали воду. 

Пожарный разрыв в Яблоново создать невозможно — село в природоохранной зоне, разрешения на перемещение построек никто не даст. Остается только опашка, но на нее нет денег. 

— Бюджеты поселений — это крохи, — говорит Наталья Манжула, бывшая глава села. — У нас было два миллиона на год, когда я работала. Это вместе с зарплатами, налогами, содержанием всего имущества и всего-всего. Причем у нас на балансе еще Дом культуры, который половину бюджета забирает. Сейчас в администрации остались глава и специалист, то есть бухгалтер. Они тоже зарплату должны получать. Представляете, сколько денег остается в итоге?

Свою пожарную часть в селе расформировали три года назад. Теперь ближайшая — в 40 километрах. 

— Там сократили, тут убрали, тут сэкономили, а в результате получаем то, что есть, — резюмирует Наталья. 

Как волонтерство захватила «Единая Россия»

Все наши собеседники сходятся во мнении: без помощи добровольцев Забайкалье может просто сгореть дотла. В этом году им помогала «Единая Россия»: предоставила рюкзаки. Людмила из «Малиновки» говорит, что их сгоревшему кооперативу партия выделила порядка 40 тысяч рублей. Маловато для таких разрушений, признает она, но «хоть что-то».

Единороссы также взяли на себя координацию штабов добровольцев, назначили координаторов в поселениях, консультировали новичков, организовали пункты питания и доставку воды. Наталья Чимитова отмечает, что в этом сезоне партийцы стали «неожиданно активными». Вероятно, дело в выборах депутатов в Совет депутатов, которые пройдут уже 14 сентября, но сама она точно не знает, с чем связано их активное участие в волонтерском движении. 

— Честно говоря, не думала, [почему они стали проявлять активность]. Мы [добровольцы] благодарны за то, что нас хотя бы покормят, попоят, да, помогут нам в координации, помогут нам с оборудованием. Любая помощь в этом случае хороша, — аккуратно комментирует она.

Сейчас в чате «Волонтеры Забайкалья» (раньше назывался «Волонтеры Смоленки») почти девять тысяч человек. В июле краевой депутат-единоросс Михаил Гимаев, выступая на местном радио, назвал чат волонтеров «нашей гордостью».

Тогда же во Дворце культуры железнодорожников единороссы устроили церемонию «Волонтерам Забайкалья». На сцене выступил губернатор Осипов, наградил «тех, кто встал на защиту Забайкалья в самые трудные дни» — среди них были и координаторы из чата. Им вручили дипломы и фирменные пакеты «Единой России». В начале августа партия торжественно открыла «Единый волонтерский центр» при штабе общественной поддержки. Он, по их замыслу, должен стать «платформой для взаимодействия волонтеров, организаций и инициативных граждан, чтобы совместными усилиями решать актуальные проблемы».  

— Когда в «Единой России» увидели, что поднимается народ, что люди сплачиваются на фоне того, что нужно тушить, они всё это быстренько подгребли под себя и возглавили это дело. Ну, это я так думаю. Может быть, правильно, конечно, но здесь получилось как, что они как бы одеяло на себя перетянули, — говорит активистка Марина Сухинина.

Она вспоминает, как в последний день тушения пожара на сопке возле дачных кооперативов, туда неожиданно заявились волонтеры в партийных футболках и даже приземлился вертолет, который привез бочку с водой. Правда, вода уже не требовалась — огонь потушили своими силами:

— И тут же на следующий день «Единая Россия» пропиарилась вся. Там Гурулева пропиарили и Осипова, и «Единую Россию». И прям все были у нас на этой сопке. Мне это крайне неприятно. Я понимаю, вертолет прилетел, но вертолет же — это не «Единая Россия», правильно? Это же авиация, служба какая-то пожарная, причем здесь «Единая Россия», я вообще не поняла.

Доброволец Андрей Степаненко согласен: партия просто «пиарится на пожарах». 

— Знаете такого Тиграна Гуланяна? Какой-то координатор от волонтеров, на пожарах появляется. Я видел его фотографии с пожаров — стоит у кромки в резиновых тапочках. Или как он убирается на пожаре, на пепелище абсолютно чистый какой-то, как из бани вышел. Даже перчаток ему не дали! Что он там может делать, на штабе? Я не понимаю. Просто находится, видимо. Предполагаю, скоро этот человек станет сначала кандидатом в депутаты, а потом и депутатом, потому что кольцо власти — у ЕР, — комментирует Степаненко.

^{Тигран Гуланян убирается после пожаров в Атамановке. Источник: Телеграм-канал «Единая Россия Забайкальский край»} 

Степаненко считает, что единороссы сейчас «убивают добровольческое движение». В качестве примера приводит портал добро.рф — его активно рекламируют в локальных чатах, в том числе с помощью видеоролика, где пранкеры Вован и Лексус объясняют, кто такие волонтеры. Всех желающих помогать призывают для начала регистрироваться на портале, заманивая различными бонусами: например, правом на компенсацию вреда или нагрудным знаком «Доброволец России». 

Регистрация возможна лишь через верификацию на «Госуслугах». 

—  [Новеньким] нужно зарегистрироваться на каком-то сайте, потом подтвердить — ну это такая сложная процедура, чтобы стать волонтером. Я лежу и думаю: люди-то не пойдут этой фигней всей заниматься. Я-то людей знаю, уже с людьми изнутри пообщался, — считает Андрей. — Люди просто хотят делать добро.

В этом у него ключевое расхождение с единороссами. Андрей уверен, что «добро нужно бросать в воду» — то есть делать его и «идти дальше», без «пиара и фотоотчетов».

Андрей родом из Бурятии, но последние годы живет с женой и двумя дочерьми в Атамановке. В добровольческом движении всего несколько месяцев. 

К лесу у добровольца отношение особое, для него это «дом и храм». Поэтому когда в мае он увидел дым, остаться в стороне не смог: детей «раскидали» по бабушкам и десять суток тушили огонь. Доброволец вспоминает, что порой рисковал, заходя в самое пекло без нужного снаряжения: 

— Я верю в карму, судьбу, рок. Я знаю, что мне суждено умереть в определенный день. И я максималист в каком-то плане. Если идти, то в самое пекло. 

Возможно, это и сделало Андрея заметным среди других добровольцев. В чате «Волонтеры Забайкалья» его стали указывать, как одного из координаторов, приглашать на совещания МЧС и «Забайкаллесхоза», а однажды, не без гордости замечает он, глава Забайкальской железной дороги лично у него интересовался, сколько требуется бульдозеров — техника была нужна для создания минерализованных полос.

К началу июля фамилия Степаненко исчезла из чата — его больше не указывали как координатора. А утром 17 июля, в тот самый день, когда единороссы чествовали волонтеров, Степаненко разбудили чьи-то шаги в доме. 

«Украинский след», диверсии и подростки под пытками

В восемь утра в квартире добровольца начался обыск. Сотрудники изъяли всю технику и телефоны, предъявили ордер: в нем фигурировала статья 261 УК РФ — «Уничтожение или повреждение лесных насаждений». Андрея отвезли на допрос в Следственный комитет, но спустя несколько часов отпустили. Пока — в статусе свидетеля.

Спустя пару часов СМИ заполнили новости: одного из самых активных добровольцев подозревают в умышленном поджоге леса.

^{Пожар возле Атамановки. Андрей не сомневается, что ее поджигали специально. На фото справа — уже выгоревший сосновый лес. Предоставлено Андреем Степаненко}

О подробностях следственных действий Андрей говорить не может — подписка о неразглашении. Но уверен: причина визита — донос из-за конфликта с волонтерами из числа сторонников «Единой России».

Незадолго до обыска он от имени инициативной группы из пгт Атамановский направил письмо министру природных ресурсов Павлу Волжину. В обращении просил согласовать очистку минерализованной полосы от горельника — обгоревших деревьев. Горельник сухой и быстро воспламеняется, поэтому его стараются убрать как можно скорее, чтобы не возник повторный пожар. Степаненко уточнял: вывоз организуют своими силами, складировать планируют в ближайшем карьере. К письму (копия есть в распоряжении редакции) прилагались подписи как минимум 12 человек.

О своих планах и отправленном обращении он рассказал одной из участниц чата — координатору и помощнице местного депутата. Именно она, утверждает Андрей, написала заявление в Следственный комитет, заподозрив, что он поджигает лес ради горельника, на продаже которого можно заработать (в частности, его перерабатывают в древесный уголь или брикеты, которыми топят печи).

— У меня есть достоверная информация, что это она [координатор] передавала информацию полицейским, а потом мне уже задавали эти вопросы — по поводу леса, по поводу того, зачем он мне. А полиции что делать? Ищи кому выгодно, — вспоминает Андрей.

После допроса он попытался поговорить с вероятной доносчицей. Она ответила, что ей «многое порассказали» про него, и бросила трубку: «Нетелефонный разговор». Больше ничего прояснять он не пытался. 

К концу июля у дела о поджогах появились новые фигуранты. 29 июля уголовное дело о теракте было возбуждено на двух шестнадцатилетних школьников. По версии следствия, их «склоняли» к поджогам неустановленные лица, предположительно с территории Украины. За поджоги, по их словам, обещали по 80 тысяч рублей. Мать одного из школьников заявила, что сына пытали током несколько часов, чтобы добиться признания.

Оба мальчика — добровольцы из отряда Андрея Степаненко. Не просто числились, а что-то реально делали. Одному из них Андрей даже как-то давал мотоцикл. 

«Украинский след» губернатор Забайкалья Александр Осипов упоминал еще до возбуждения уголовного дела. И до этого местные жители обсуждали возможные диверсии. Радиозонды для метеонаблюдений называли «коробками со взрывчаткой», дроны — средством доставки, а пожары — «местью за Украину». 

В мае, в начале пожароопасного сезона, по подозрению в поджоге задержали 51-летнего мужчину. Искра от болгарки, которой он работал на участке, попала в сухую траву. Новых сведений об этом деле с тех пор не появлялось. Многие тогда решили, что «нашли козла отпущения». А вот после ареста школьников и публичных высказываний Осипова подобных комментариев не было. Многие поверили в украинские диверсии. 

Все собеседники «РегАспекта» уверены: поджоги действительно были — слишком уж часто и сильно горел лес. Люди вспоминают очаги возгорания, которые появлялись в уже потушенных местах. 

С версией об «украинских диверсантах» согласны не все, но тот же Андрей Степаненко намекает именно на нее: «Это все не в нашей стране происходит. Это партизанская война внутри страны». Вместе с добровольцами он сам патрулировал леса, задерживал подозрительных и передавал полиции:

— Причастен, непричастен, находишься возле леса — вызываешь подозрения. Будь добр, пройди в отделение. Мы обходились без самосуда. Хотя, конечно, если бы я поджигателя на момент поджога поймал, я бы не сдал в полицию ни за что. Я бы, наверное, прикончил его там на месте и все. У меня такое мировоззрение. Я деревьям поклоняюсь, я так живу. Кто-то в церковь ходит, а я в лес хожу.

---

Сейчас у Андрея свой чат — «Добровольцы Атамановки». В нем 149 человек. Девиз: «Делай добро и бросай его в воду». Андрей признает: история с обысками подмочила его репутацию, но от борьбы с пожарами отказываться он не намерен. Просит называть себя именно «добровольцем»: слово «волонтер» из-за единороссов стало для него ругательным.

Людмила, жительница выгоревшей «Малиновки», собирается обращаться в прокуратуру и суд. Хочет добиться компенсации, уже проконсультировалась с юристом. Пока ждет официальный ответ от администрации: почему семье отказали в выплате в 150 тысяч рублей?

На участке, где раньше стоял их большой дом, теперь пусто. Семья решила ставить новый сруб, правда, поменьше прежнего. С установкой окон и минимальным набором мебели он обойдется примерно в миллион рублей.

Не у всех есть возможность начать заново. Некоторые так и не вывезли с участков мусор — «картина такая, что руки опускаются», говорит Людмила. Кто-то взял паузу, а пожилые дачники решили выставить участки на продажу. Они надеются продать их в следующем сезоне, когда пепелища зарастут травой.