Оксана Асауленко

У заключенных пермских колоний сегодня мало шансов не уйти на войну. Если в первый год «СВО» было достаточно желающих сменить камеру в тюрьме на окоп, то сейчас для пополнения российской армии все чаще и чаще властям приходится использовать административный ресурс и давление. На войне такие контрактники из заключенных погибают в первых же штурмах. Командиры нередко объявляют их пропавшими без вести или дезертирами, а родные даже не могут их похоронить.

Родственники бывших осужденных из пермских колоний нашли друг друга в интернет-чатах и объединились, чтобы вместе искать пропавших. Они поделились своей болью и рассказали о том, что сейчас происходит.

Не хотели, но ушли

Дмитрий Старовойтов, 19 лет

Дмитрий жил в городе Чусовом Пермского края с мамой. Его родной отец проживает в Узбекистане, связь с сыном он поддерживал редко. Но Дмитрий был очень привязан к отчиму, который появился в их доме, когда мальчик пошел в школу. Закончив девять классов, Дмитрий поступил в училище. В это время погибает его отчим. Может, это сказалось, или были какие-то другие причины, но подросток стал уходить из дома, бросил учебу. А вскоре случилось и его первое знакомство с правоохранительными органами. Дмитрий поспорил с друзьями, что сможет незаметно вынести из магазина бутылку вина.

«Это такая глупость, я так ругала его. Говорила, ну зачем, Дима?», — вспоминает тётя Дмитрия Ирина. Несовершеннолетнего, который попался на краже, приговорили к 240 часам исправительных работ. Он их отработал в приюте для животных. «Он очень любил животных, всех вообще, поэтому для него это в радость даже было». 

Дмитрий приехал жить в Пермь, к тёте, устроился на работу. И всё вроде было хорошо, как говорит Ирина. Но вскоре племянник совершил новое преступление и оказался на скамье подсудимых за хищение чужого имущества — телефона и банковской карты, «с применением насилия, не опасного для жизни». На этот раз поблажек Дмитрию уже не было, так как ему исполнилось 18 лет.

В судебном заседании он признал вину частично, однако отрицал, что они с другом применяли силу к потерпевшему. Материальный ущерб около 9 тысяч рублей Дмитрий возместил, в содеянном раскаялся.  В приговоре отсутствуют доказательства причинения вреда здоровья.

 «Ведь это должно быть как-то подтверждено, а не только со слов потерпевшего, — вспоминает обстоятельства дела его тетя. — Сам он (потерпевший) ни на одно заседание не явился, вопросы ему задать не могли. Адвокат просил 50 тысяч рублей и обещал, что в этом случае Дима выйдет на свободу. Значит, он понимал, что дело можно выиграть, но по назначению он этого делать не хотел, а только по соглашению?»

Мать Дмитрия Ольга Старовойтова рассказывает, что прямо в коридоре суда этот адвокат уговаривал ее сына подписать контракт на СВО.

«Я так удивилась, разве адвокат должен этим заниматься? Дима посмеялся тогда и сказал, что не надо это ему. А его друг подписал, как только вынесли приговор».

Суд приговорил Дмитрия к двум с половиной годам лишения свободы. В июле прошлого года он прибыл в пермскую колонию ИК-29 ГУФСИН России по Пермскому краю, где отбывают наказание впервые осужденные к лишению свободы. Ему оставался один год и восемь месяцев. Он рассказывал маме, когда звонил, что устроился на работу, на швейное производство. До середины октября 2024 года Дмитрий был на связи с родными, а потом пропал. И вдруг 4 ноября он позвонил и сказал, что он подписал контракт и уехал на СВО.

«Я в шоке была просто, не могла в это поверить. Он не мог этого сделать по своему желанию, — уверена Ольга Старовойтова. — Мы с ним много раз разговаривали об этом. Он говорил, я не буду ничего подписывать, мама. Он в армии не был. Ему 19 лет всего! Они даже не дали ему позвонить из колонии перед отправкой…».

Тетя Дмитрия Ирина тоже уверена, что что-то произошло, потому что племянник ни разу не изъявлял желания отправиться на войну.

С 26 ноября 2024 года Дмитрий Старовойтов считается пропавшим без вести.

Александр Сахибгареев, 22 года

В этой же колонии отбывал наказание 22-летний Александр Сахибгареев. Самым близким для него человеком была младшая сестра — Анастасия. Она рассказала, что их родителей лишили родительских прав, а потом они умерли. Ее с братом и еще одну младшую сестру воспитывала бабушка. «Мы ведь дети-сироты, нам многое пришлось пережить. И мы с Сашей всегда были очень близки, мы всегда доверяли друг другу все. Я понимаю, что он совершил это преступление — кражу, но он даже всё вернул обратно». Семья живет в Уфе, но Александра почему-то отправили отбывать наказание в пермскую колонию. Он пробыл там совсем недолго, и сразу же столкнулся с давлением со стороны сотрудников. «Рассказывал, что даже избивали другие осужденные. По его мнению, они делали это по указанию администрации. Говорил, что заставляют подписывать контракт, но он не хочет»

А в конце октября Александр позвонил сестре и сказал, что подписал контракт, и уже уезжает. 4 ноября он вышел на связь последний раз.

С 18 ноября 2024 Александр Сахибгареев числится пропавшим без вести.

Данил Мелкомуков, 21 год

Данил из благополучной семьи, жил в поселке Куеда Пермского края с родителями и братом. Учился в колледже. Именно там между учащимися и произошел конфликт, из-за которого Данил оказался в тюрьме, — рассказывает его мама Любовь. По ее словам, всё началось с того, что сын дал взаймы своему товарищу, а тот ему не отдал. Данил решил вернуть долг с процентами и в результате получил четыре года лишения свободы за вымогательство.

До колонии он не доехал. Сначала он был в СИЗО-1 в Перми, а потом его отправили в СИЗО в город Кизел. С родными он обменивался электронными письмами. «Я ему писала в каждом письме, что ничего не подписывай. Он мне обещал. Потом мне друзья его стали говорить, что он подписал, но я всё равно до последнего не верила», — рассказывает Любовь. По ее мнению, на сына оказали давление, чтобы он подписал контракт. 21 сентября Данила увезли в учебку. 13 октября он позвонил и сказал, что их отправляют на боевое задание. Больше связи не было.

С 19 октября Данил Мелкомуков числится пропавшим без вести.

Антону Хасангалину было 38 лет. Ему оставалось всего полгода находиться в местах лишения свободы. 30 октября 2024 года он позвонил маме и сказал, что улетает воевать. С 10 ноября 2024 года Антон Хасангалин числится пропавшим без вести.

Александру Неволину было 36 лет. Срок наказания у него был небольшой — два года. 9 сентября 2024 года был на свидании с родителями и ничего не говорил о планах пойти на «СВО», а через неделю уже из Воронежа, сообщил, что уехал на войну.

С 19 октября 2024 Александр Неволин числится пропавшим без вести.

Рашиту Сингатуллину было 60 лет. По словам его гражданской жены, он был против «всего этого», и никогда бы по доброй воле не подписал контракт. С 27 октября 2024 года Рашит Сингатуллин числится пропавшим без вести.

Никите Кочеву было 22 года. Со слов отца, Никита сначала подписал контракт еще в СИЗО. Но потом, в колонии, передумал и уже никуда не собирался. А 30 октября сообщил родственникам, что уезжает на войну. С 10 ноября 2024 года Никита Кочев числится пропавшим без вести».

Все эти осужденные из Пермского края в конце октября — начале ноября прошлого года оказались в одном месте — в населенных пунктах Купянского района Харьковской области, куда их отправили из ЛНР (Луганской народной республики). По прибытии на место, их сразу отправили на боевое задание. С тех пор о них ничего не известно.

Сразу в расход

Спустя какое-то время после пропажи сына Ольга Старовойтова начала его искать, звоня по всем доступным телефонам горячих линий. Ей удалось дозвониться до замполита части, где был Дмитрий. Он сказал сдать ДНК-тесты.

Тетя Дмитрия Ирина в это время мониторила чаты в социальных сетях, где публикуют данные о пленных, погибших. Ей удалось найти родственников тех, кто вместе с Димой ушли на задание и тоже пропали без вести.

Родственники стали сообща искать своих пропавших близких и писать запросы в инстанции. Но за четыре месяца они так и не смогли выяснить, при каких обстоятельствах погибли их родные. Известно, что новобранцы попали под обстрел в первых числах ноября 2024 года. То есть сразу, как только приехали. В справке, которую получили родители Никиты Кочева указано: «При выполнении боевой задачи попал под артиллерийский обстрел и не вернулся в пункт сбора».

«Написано в выписке из приказа, что он «снайпер». Какой снайпер? Парень в армии не был, автомат первый раз в жизни увидел, и он снайпер?» — говорит Александр Кочев. По его словам, никакого обучения на месте, куда привезли новых бойцов, не было. «Два часа инструктаж. Им рассказали, как пользоваться автоматом, и что делать, если тебе оторвет руку или ногу…» — подтверждают этислова и другие родственники.

Из более, чем ста человек, которых отправили тогда на боевое задание, выжили шестеро. Они попали в госпитали.

«С нами на связь вышли двое из тех, кто остался в живых в этом штурме, — рассказывает Анастасия Сахибгареева. — Так, Андрей (имя изменено) рассказал, что его ранили сразу, он терял сознание и плохо помнит, что вокруг происходило. Потом он сам до госпиталя добирался, потому что эвакуации не было. Спустя время, он снова позвонил и сказал, что их снова отправляют на передовую. Я не знаю, как так можно?! Он сказал, что сначала им обещали, что их отправят домой, а потом всё поменялось. С 10 февраля он больше не выходит на связь…»

Еще один бывший осужденный из Пермского края, который чудом выжил, буквально на днях связался с родственниками и рассказал, что происходило в начале ноября, когда и он оказался в этом штурме. Сейчас он в госпитале после тяжелого ранения. Мы тоже пообщались с Игорем (имя изменено).

 «С некоторыми из ребят, которых сейчас ищут родственники, мы познакомились еще на пересылке в пермской колонии ИК-29, куда нас привезли из разных колоний. Потом мы поехали в Воронеж, а оттуда в зону боевых действий. Приехали ночью. Утром нам выдали форму, а на следующий день — оружие, и отправили в штурм. Никакого обучения не было. Мы шли тройками, и перед нами всех почти убивали. Командиры знали про погибших, им передавали по рации, и я в том числе. Среди «200-тых» много ребят 18-20-летних, как раз из ИК-29. Один из них  — мой земляк Сергей Паначев, из Соликамска, 18 лет парню. Так мне жалко его, мы с ним сдружились. Они все первый раз в жизни автомат увидели. Нам вчера железные ложки не доверяли в тюрьме, а сегодня оружие выдали. Мы шли на мясо, мы это понимали. Там всё усыпано телами погибших, по году лежат и больше.

Меня тяжело ранило. Я лежал в блиндаже больше двух месяцев. У меня началась гангрена ноги. Она почернела, гнила. Ни медикаментов, ничего. Пришлось отпиливать самому…После этого я еще месяц там лежал. Потом сослуживец меня нес на плечах до госпиталя 30 километров. Он просто спас меня. Врачи сказали, что если бы не ампутация, то я бы не выжил. Я и сам понимаю, что мне выпал шанс один на миллион…»

По информации родственников, чьи родные пропали без вести, из колоний Пермского края в ту командировку уехали сразу 330 человек.

Согласие не требуется

В настоящее время в системе ФСИН России находится 313 тысяч арестантов (из них в СИЗО — 87 тысяч). А на 1 января 2023 года, согласно официальным данным, за решёткой в России находилось 433 006 человек, из них в СИЗО — почти сто тысяч.

Таким образом, за два года число арестантов сократилось на 120 тысяч человек!
Пермский край до 2022 года был на третьем месте в стране по количеству граждан в местах лишения свободы. В 2024 году местные правозащитники озвучили цифры по некоторым колониям Пермского края — до начала войны и после.

ИК-10 (пос.Всесвятская, Чусовой)
Количество осуждённых на осень 2021 года — 1468 человек, сейчас — около 400 (!)
ИК-37 (пос. Половинка, Чусовой), колония для бывших сотрудников
Осень 2021 года — 401 человек, сейчас около 180-ти.
ИК-12 (Губаха)
В 2021 было 1400+, осталось 650 человек
В настоящее время расформирована

Сначала вербовкой заключенных занималось ЧВК «Вагнер», представители которой, в том числе Евгений Пригожин, приезжали в пермские колонии, чтобы забрать людей. Родственники вместе с правозащитниками обращались во все инстанции, чтобы остановить этот процесс. На тот момент никаких законных оснований, чтобы вывозить людей не было. То есть граждане, находящиеся в местах лишения свободы по приговору суда, просто вывозились с согласия администраций и в сопровождении спецслужб. Впоследствии задним числом были приняты законы о помиловании и возможности осужденным принимать участие в СВО. Потом в колонии поехали представители Минобороны. Пока желающих было достаточно, давление на осужденных с целью заставить их подписать контракт было редким случаем. Но в последние полтора года ситуация изменилась и принудительное согласие стало носить системный характер. Это коснулось и тех, у кого случился тот или иной конфликт с администрацией. Отправка на войну стала еще одним инструментом для администрации, чтобы наказывать осужденного.

«И там бы я не выжил, и здесь шансов нет»

Подобная история случилась с Сергеем Михайлевым, который отбывал наказание в ИК-37 ГУФСИН России по Пермскому краю, в колонии для бывших сотрудников. Сергей из Кирова. В свое время закончил военное училище, впоследствии работал юристом. В том числе занимался правозащитной деятельностью. А потом на него завели уголовное дело за похищение человека и вымогательство. По словам его мамы, дело сфабриковали по ложному доносу, так как Сергей «вышел» в своих расследованиях на высокопоставленных должностных лиц. Все годы в тюрьме осужденный добивался пересмотра приговора, а также боролся с администрацией колонии. В декабре 2023 года Сергей записал обращение к президенту по таксофону, чтобы привлечь внимание правоохранительных органов к незаконной деятельности начальников колонии.

Аудиозапись, по его просьбе, распространили в соцсетях. На тот момент уже были возбуждены уголовные дела в отношении руководства этой колонии по взяткам. Но Михайлеву его поступок не простили. Вдобавок, он постоянно писал жалобы на условия содержания, нарушение его трудовых прав. Новый 2024 год осужденный провел в ШИЗО. И продержали его там 40 суток, в нарушение закона. В изоляторе было холодно, не было горячей воды и средств дезинфекции. Так в своем объяснении написал сам Сергей, когда он обратился в суд: «Мне нечем даже руки помыть было. Сотрудники отказывали мне в выдаче дезсредств, ссылаясь на какой-то запрет руководства, тем самым грубо нарушая закон»

В апреле 2024 года Сергей Михайлев объявил голодовку. Ему отказывали даже в осмотре врача, а потом перевели в помещение камерного типа, то есть закрыли в одиночную камеру. Так, отсидев шесть лет без дисциплинарных взысканий, он стал злостным нарушителем режима и надежды вернуться в отряд у него уже не было. В сентябре прошлого года Сергей ушел на «СВО». Нам удалось с ним переговорить, когда он вышел на связь перед отправкой на боевое задание. Он написал, что не видел выхода, и был доведен до отчаяния. «И там бы я не выжил, и здесь шансов нет».

С 9 ноября 2024 года Сергей Михайлев числится как военнослужащий, самовольно оставивший часть. Его продолжает ждать 80-летняя мама Евдокия Савельева.

— Я не верю ни одному их слову. Он никогда бы не пошел на войну. Но я знаю, что его избивали там, в колонии. Я увидела это в документах, которые он выслал. Просто он от меня скрывал это, говорил всегда, что всё хорошо, мама. Убили бы там, но мучительно… Мы узнали сейчас, что он, скорее всего, погиб под Николаевкой, там вся бригада у них полегла. Но они не убирают тела. А мне сказали, пока тело не найдем, статус дезертира не снимем. Он был в тюрьме в другом городе, я не могла ездить туда. Я даже не увидела его. Что теперь мне делать, я уже ослепла совсем от слез…»

Назад хода нет, но исключения все-таки встречаются

Бывшего священника Николая Вернигора заставляли подписать контракт, используя ШИЗО. После приговора он приехал в ИК-29, но не позвонил родным, как должен был. Вместо карантина он сразу попал в изолятор на 15 суток.

Как рассказала его жена Анастасия, по прибытии в колонию у мужа забрали все вещи, включая зубную щетку, нижнее белье, а также книги — псалтырь и другие молитвы. А потом он позвонил и сказал, что подписал контракт. Жена уверена, что за эти две недели ему были созданы такие невыносимые условия и на него оказали такое моральное давление, что он не выдержал. Хотя он сильный человек, по ее словам. До этого почти два года он доказывал на следствии и в суде свою невиновность. Николая Вернигора, бывшего настоятеля нескольких храмов, священника из ближайшего окружения епископа пермского Мефодия, обвинили в краже церковных ценностей. Кроме того, лишили сана. А потом посадили на семь лет. Сейчас приговор обжалуется в Кассационном суде. А батюшка пытается выжить в колонии, где ему пришлось очень тяжело.

«Когда он позвонил спустя две недели поле этого ШИЗО, я его не узнала просто. Это говорил как будто другой человек… — рассказывает Анастасия. — Мы с мужем вместе больше 25 лет, у нас трое детей. Всю жизнь он честно служил церкви. У нас в семье соблюдают церковные правила, и моему мужу запрещено брать в руки оружие. Он бы никогда сам на это не пошел. Когда он подписывал контракт, то присутствовали семь сотрудников, включая начальника колонии! Это что за дело такой важности?»

Только благодаря общественному резонансу Николая Вернигора оставили в колонии. В официальном комментарии представители ГУФСИН заявили, что он ничего не подписывал. Действительно, как говорят юристы, подписанный контракт можно аннулировать в любой момент, если что-то пошло не так. Но этот случай — исключение. Обычно обратного хода нет.

Людей продолжают отправлять, хотя их в колониях осталось уже мало. Кроме того, правозащитники получают буквально массовые сообщения о том, что сотрудники администраций колоний и исправительных центров, а также прокуратуры по надзору запугивают осуждённых, запрещая им подавать ходатайства на условно-досрочное освобождение. А тем, кто уже подал, отказывают в судах, потому что администрации колоний предоставляют отрицательные характеристики. Родственники осужденных считают, что всё это тоже делается только с одной целью — отправки людей на СВО, а не домой.

Подписанный контракт для осужденного — это чаще всего билет в один конец. Это поняли и родственники тех, кого помиловали и отправили на убой.

Помилованы и убиты

К тем, кто приезжает из СИЗО и колоний, отношение на войне как будто они вне закона, — говорят родственники. И в отличие от тех, кто уходит на «СВО» с воли, они не получают того, что положено. Даже обмундирование не всегда выдают.

 «Он мне уже из Ростова позвонил и сказал, что нужно ему выслать 15 тысяч рублей, чтобы купить какую-то лопатку, варежки, — рассказывает Ольга, мама Антона Хасангалина. — Он в кроссовках там был. Скотчем штаны обмотаны, а там ведь холодно, как раз снег выпал…»

«У меня сын еще смог берцы себе купить, а так и этого нет. Его товарищу Сергею Паначеву, он из ИК-29 ушел, мама высылала 70 тысяч рублей, он все покупал, вплоть до бронежилета. Мама сама тяжело больная. Парню 18 лет было. Тоже пропавший без вести теперь…», — говорит Александр Кочев.— Это только по телевизору президент говорит, что они такие же как все, но на деле это не так. Их за людей не считают. С ними не церемонятся. Да Никита и сам сразу всё понял. Он позвонил и сказал: «Папа, мы попали в такую ж…. Про нас тут говорят: «О, свежее мясо подвезли».

«У нас он деньги не просил, но я знаю, что 15 тысяч ему друзья отправляли», – говорит Наталья, мама Александра Неволина.  

По информации родственников, эти 15 тысяч их дети просили на то, чтобы отдать командирам. Это такой взнос или взятка.

«Им сказали, перечисляйте деньги и тогда мы не отправим вас на мясо. У нас все переводы сохранены. По этому поводу мы уже написали заявления в военную прокуратуру».

Многих пропавших пермских осужденных оформляли через московские военкоматы, очень быстро, и тут же вывозили. А документы приходили в часть, когда сами осужденные уже пропали без вести. Так, замполит сообщил Александру Кочеву, что документы на сына пришли в начале декабря, а он числится пропавшим без вести с 10 ноября.

«Как такое может быть? Вы кому оружие выдали, бронежилет, отправили в штурм? Человеку без документов? Почему их не эвакуируют с поля боя? Их отслеживают с квадрокоптеров, когда они идут на задание. Командиры прекрасно знают, где и кто находится, но почему-то большинство становится пропавшими без вести, и родственники месяцами обивают пороги инстанций, пытаясь получить хоть какую-то информацию. А у многих осужденных родных никого нет, что еще лучше, наверное?»

Никаких выплат ни сами бывшие осужденные, ни их родные не получили. Но главное другое — люди исчезли в один момент, без следа.

 «Как будто они не люди, и у них нет никаких прав. Как будто они собственность чья-то. Даже приговоренные к пожизненному заключению живы, и их не отправили, а нашим, которые получили небольшие сроки и не совершали таких тяжких преступлений, подписали смертный приговор еще в колонии», — говорят родственники тех, кого отправили на войну.