Молчание громче сирен
Как белгородские власти закрутили цензурные гайки и раскрутили местное медиа-иноагента
Дарья Ковалева
🔸 С 10 сентября в Белгороде официально введена военная цензура: сообщать о «прилетах» дронов можно лишь после поста губернатора. Нарушителям грозят штрафы. Официальные сообщения намеренно размыты, местные медиа вынуждены подстраиваться: активно используют эвфемизмы и блюр.
🔸 Информационный вакуум усилил тревогу: «Люди слышат взрывы, им страшно, и ресурсы, которые раньше их успокаивали, больше этого не делают». Публичное обсуждение уходит в чаты, но и там включается самоцензура: «белгородцы стали молчаливее», «боятся последствий».
🔸 На этом фоне резко выросла аудитория «Пепела» — медиа-иноагента: он отказался соблюдать цензуру и предложил оплачивать штрафы тем горожанам, которых накажут за несоблюдение запретов. Сейчас это издание стало ключевым источником информации об атаках.
🔸 Блэкаут 28 сентября еще сильнее обнажил разрыв: «Пепел» сразу сообщил про удар по ТЭЦ и подстанции, тогда как другие «ждали официальную информацию». Через час с небольшим местная сетевая компания написала про перебои, вызванные внешним воздействием». Что это за «внешнее воздействие», к тому моменту знал уже весь город.

Центральная городская площадь Белгорода огорожена красно-белыми заградительными лентами, от драмтеатра и до областной администрации. Натянутые между клумб с цветами, они едва заметно покачиваются на ветру. Официально перекрытый проход не мешает белгородцам гулять здесь и срезать через площадь путь к городскому парку. Вот только приближаться к администрации никто не решается.
Здание напоминает оборонительный пункт: возле небольшого сквера рядом с ним стоят прожекторы, чтобы подсвечивать и сбивать беспилотники, на лавочках в тени деревьев расположились военные, а возле администрации — пикап с пулеметом, совсем как в Сомали или каком-нибудь Судане.
С начала сентября беспилотники атаковали здание правительства Белгородской области не менее трех раз, согласно информации в канале губернатора. Этот канал остался единственной площадкой, где официально разрешено сообщать о «прилетах». Остальные могут только перепечатывать то, что поведал глава региона.
В начале сентября в Белгороде, который ежедневно атакуют беспилотники и ракеты, официально ввели военную цензуру. Белгородцам запретили фотографировать последствия ударов БПЛА, а региональным СМИ — писать об атаках, пока пост не выложит губернатор. В противном случае им грозит административная ответственность. Жители региона признаются, что чувствуют себя в информационном вакууме. На этом фоне главным источником новостей в Белгородской области стало медиа, признанное иноагентом.
* имена героев изменены по их просьбе
Что случилось
Фактически военная цензура действовала в регионе и раньше. Все журналисты знали, что нельзя публиковать, например, информацию об ударах по военной технике или военным объектам. Но про удары беспилотников по гражданским объектам — домам, заправкам, магазинам и тому же зданию правительства — писать допускалось.
Теперь же — необходимо молчать, даже если журналисты и белгородцы знают, что последствия были, но губернатор не рассказал об этом в своем телеграм-канале.
О новом постановлении Вячеслав Гладков сообщил 3 сентября, действовать оно начало 10 сентября. Согласно документу, за любое нарушение или неисполнение решений губернатора и Оперативного штаба белгородцы могут получить штраф. В числе запретов — публикаций сведений о «прилетах» БПЛА.
| для гражданских лиц | для должностных лиц | для организаций | |
| за первое нарушение | 3 тыс. руб. | 20 тыс. руб. | 50 тыс. руб. |
| за повторное нарушение | 5 тыс. руб. | 50 тыс. руб. | 100 тыс. руб. |
Размеры штрафов за нарушение или неисполнение решений губернатора или Оперштаба
При этом сами белгородские власти тоже не сообщают точные данные о местах и последствиях ударов. В своих постах губернатор использует обтекаемые формулировки, вроде «пострадал коммерческий объект», «беспилотник атаковал социальный объект», «посечен фасад административного здания».
Местные телеграм-каналы стали подстраиваться под неопределенный стиль сообщений главы региона. Например, об атаке дрона на здание правительства издание «Фонарь» написало так: «По данным нашего подписчика, беспилотники пытались атаковать одно важное здание в Белгороде. Но, учитывая действующие ограничения на распространение информации, мы не можем назвать это здание».
А шебекинский блогер «Просто Михаил» о погибшем при обстреле человеке сообщил шарадой в виде двух эмодзи — плачущего смайлика и горящей свечи.

Закрутить гайки еще немного
«Для Белгорода эта неделя начинается достаточно тяжело. Вооруженные формирования Украины вновь наносят массированный удар с применением беспилотников. Если слышите стрельбу — необходимо занять укрытия. Еще один беспилотник на подходе, необходимо проявлять бдительность», — так начинается репортаж белгородского ГТРК об атаке дронов 22 сентября.
На журналисте в кадре бронежилет, во время съемок он также надевает каску, а фон за ним — размыт. При монтаже заблюрили одну из главных улиц Белгорода — Гражданский проспект. Зачем это сделано — непонятно, но, вероятнее всего, решение связано с новыми ограничениями, а его цель — скрыть место падения БПЛА.

Сейчас, как стало известно «РегАспекту», часть сюжетов на региональном ТВ не проходит цензуру. Фактически журналисты делают репортажи, не зная, пойдет видео в эфир или нет. Если власти не сообщают об атаке, то уже готовые сюжеты не выпускают.
Евгений* работает новостником в белгородском медиа, которое соблюдает цензуру. Теперь, говорит он, если у издания появляется информация, о которой не сообщали власти, редакция обсуждает, насколько безопасно ее публиковать и «насколько это интересно читателю». При этом журналист считает, что особо в работе ничего не поменялось.
— У нас появилось дополнительное ограничение, которое нужно держать в голове, но этих ограничений уже столько, что процесс работы принципиально не изменился. Власти давно настаивают, что при освещении событий, связанных с СВО, есть единственная правильная и возможная точка зрения — официальная. К этому мы привыкли, — объясняет журналист.
Медиа внутри региона, утверждает Евгений, и до этого публиковали в основном официальную информацию, если она связана с последствиями войны в Белгородской области:
— Еще в начале военных действий, когда над Белгородом работало ПВО, и мы публиковали снимки, читатели сами писали и звонили с претензиями: «Зачем вы это делаете? Так нельзя». Хотя на снимках порой было только небо и след от ракеты. Поэтому сказать, что наша аудитория возмутилась очередным ограничением — нельзя. Вряд ли кому-то это понравилось, но и истерик не было.
Собеседник считает новые запреты военной цензурой, но причину для ее введения назвать затрудняется:
— Сказать определенно, что в этом есть какой-то смысл с точки зрения безопасности или просто рациональности — не получится… Другой вопрос — возможно ли, что государство пользуется ситуацией, чтобы ввести дополнительные запреты? Конечно, возможно.
Он считает, что государство таким образом пытается усилить контроль над СМИ и «закрутить гайки еще немного».
«Не понимаешь, успешно справляются военные или пипец полный»
Жители Белгорода, с которыми пообщался «РегАспекта», признают, что в городе стало менее спокойно последние несколько недель. По нашим подсчетам, с начала осени региональную столицу атаковали не меньше 188 беспилотников. По официальным данным, пострадали 32 человека, еще два человека погибли.

Раньше атаки случались реже, до июля этого года в городе даже не включали сирену и голосовые сообщения при налетах БПЛА. 12 июля по решению губернатора региона и МЧС алгоритм изменился. Из-за беспилотников начали закрывать крупные торговые центры, с сентября — уличные площадки кафе и ресторанов, которые работали все лето. Учеников школ и колледжей периодически переводят на «дистанционку». И все это — на фоне тотальной цензуры.
— Бывает, что беспилотники летят целый день, и ты опасаешься куда-то выходить. Хотя, как по мне, когда были обстрелы из РСЗО, было намного хуже, — делится 26-летний житель города Даниил*.
Белгородец говорит, что «с точки зрения обычного человека» введение военной цензуры непонятно. Он сомневается, что фотографии и видео как-то влияют на «корректировку дронов» ВСУ. А вот на психологическое состояние горожан запрет публикаций влияет ощутимо:
— Теперь непонятно, есть ли какие-то последствия, насколько они серьезны, сбили эти дроны или нет. Это интерес, важный для безопасности. Ты, грубо говоря, не понимаешь, успешно справляются [российские военные] или пипец полный. Когда ты знаешь, что дроны сбили — значит, все хорошо, успокаиваешься. А когда прилетело все, ничего не сбили, становится стремно — значит, в следующий раз тоже могут не сбить.
Сейчас о последствиях атак БПЛА Даниил узнает из телеграм-канала Гладкова, «по сарафанному радио» либо — через окно. Он работает в центре города, и часто сам видит, «что и куда прилетает».

Раньше под ракетные обстрелы в Белгороде чаще всего попадали Харьковская гора и Крейды — районы города, более близкие к границе. Теперь достается центру, если судить по количеству сообщений об этом: его регулярно атакуют БПЛА.
— Мне казалось, что центр Белгорода — самое безопасное место, для меня это было что-то неприкосновенное. Теперь стараюсь туда не ездить. Если мне необходимо это сделать, нахожусь в постоянной тревоге, — рассказывает белгородка Анна.
Она считает, что военную цензуру белгородцы восприняли «с пониманием», но стало гораздо тревожней.
— Было слишком много публикаций, никто не старался заблюрить территорию, скрыть места «прилетов». Наверное, этим мы подводили военных. Но сейчас, когда мы слышим какие-то взрывы, становится страшно. Раньше хотя бы могли понимать, что происходит и где. Чувствовалось, что ты предупрежден. Сейчас нет, — говорит Анна.
Местный житель Александр* признается, что за последний месяц старался не выходить из дома — только по необходимости, на работу или в магазин. Еще он перестал пользоваться наушниками на улице и больше не слушает громко музыку дома, чтобы не пропустить оповещения.
— Сейчас я все время отслеживаю «мониторинговые каналы» и смотрю в небо, когда иду по улице. Беспилотники летают постоянно, их пытается сбить тероборона, бесконечно орет сирена. Иногда кажется, что мы находимся в какой-то игровой симуляции, — рассказывает Александр об обстановке.
Принятый закон «работает криво», считает собеседник, потому что про атаки БПЛА все равно можно узнать из городских чатов и анонимных телеграм-каналов, которые уведомляют о дронах. В 2025 году таких появилось сразу несколько, два крупнейших — «Информация БПЛА Белгород» и «Информация по БПЛА Белгород». Судя по всему, они связаны с местным военным подразделением «Орлан».
Впрочем, сейчас даже в закрытых сообществах труднее узнавать новости — участники начали цензурировать сами себя. Белгородцы «стали молчаливее», «боятся последствий», объясняет Александр: «Пока штрафов не было, но, мне кажется, люди стараются не нарываться». При этом они не только сами не пишут про атаки, но также пытаются влиять на других.
Например, участники чата села Стрелецкое Белгородского района затравили женщину, которая скинула видео с пожаром после удара БПЛА по населенному пункту. Ее назвали «конченной» и «идиоткой».
«…но кто их мнение спрашивает?»
Белгородская журналистка Виктория* говорит, что «не может поддерживать цензуру как журналист», но считает, что она пошла на пользу локальному медиаполю:
— Любая цензура — это плохо, но я понимаю, зачем в нашем случае ее вводить. За три года в Белгородской области появилось много пабликов и телеграм-каналов, которые абсолютно бесполезны, пишут бред, постят фейки, и они собрали свою аудиторию на том, что сообщали про последствия атак [БПЛА и обстрелов]. Что мешает дождаться официальной публикации и выложить свои фотографии, если они есть? Я больше рада введению цензуры, как бы странно это ни звучало, — объясняет девушка.

Раньше журналисты редакции, в которой работает Виктория, регулярно ездили на места обстрелов и «прилетов» БПЛА, но после введения ограничений, перестали. Если в редакцию присылают фото последствий, журналисты ждут официальной информации. При этом они «фильтруют фотографии» и блюрят все, что способно помочь определить место удара.
— Нам стало проще работать: не обязательно мониторить новости, можно дождаться уведомления Гладкова. А если прислали фотки, то выложить их тоже. Нет больше смысла гнаться за поиском кадров в сети, чтобы поскорее их поставить и рассказать о «прилете». Хорошо ли это? Другой вопрос, — говорит Виктория.
Журналистка признает: если с помощью цензуры власти хотели успокоить население, то у них все получилось с точностью до наоборот:
— Мы сейчас видим постоянные сообщения [от белгородцев]: «А что случилось? А что случилось?». Люди слышат взрывы, им страшно, и ресурсы, которые раньше их успокаивали, больше этого не делают.
Аудитория редакции, подчеркивает собеседница, введение цензуры восприняла негативно.
— Но кто их мнение спрашивает? Если мы хотим продолжать работать в регионе, мы в любом случае будем соблюдать [новые правила].
«Бустанулись» благодаря цензуре
В конце разговора Виктория призналась, что при ее положительном отношении к введению военной цензуры, решение властей повлияло на региональную журналистику «отвратительно»:
— Власти добились того, что иноагенты, находящиеся за границей и не боящиеся никакого наказания в России, расширяют свою аудиторию. Мне не нравится, как один конкретный человек [главный редактор белгородского медиа, признанного иноагентом] упивается смертями людей и публикует это раньше всех. Из-за этого у него пошел невероятный рост.
Человек, который «упивается смертями» — белгородский журналист Никита Пармёнов, основавший издание «Пепел».
На следующий день после того, как постановление о цензуре начало действовать, редакция сообщила, что отказывается соблюдать новые ограничения и готова оплачивать все штрафы белгородцев, которые их нарушили — даже если они не связаны с изданием.
— После этого у нас пошел приток различных фото и видео материалов, цензура буквально перестала в этом плане работать. Конечно, это повлияло и на рост доверия к «Пеплу» как к медиа. Нас стали читать даже те, кто считал нас «предательским СМИ», потому что теперь мы единственный источник информации, который пишет о пострадавших, о том, куда прилетает, раньше губернатора, — рассказывает Пармёнов.

С момента запуска «Пепла» осенью 2022 года каждого подписчика приходилось «выцарапывать», делится главред. Издание существовало в условиях, когда на него практически не ссылались другие СМИ внутри региона, никто не был готов размещать рекламу, а в феврале 2025 года и Пармёнова, и «Пепел» признали иноагентами, таким образом полностью маргинализировав на уровне области. При этом медиа выпускало уникальный контент, и благодаря этому число подписчиков все же росло — через ссылки крупных неподцензурных медиа и пересылки контента между подписчиками.
После введения цензуры рост аудитории стал лавинообразным. На 10 сентября она составляла 37 тысяч подписчиков. К концу месяца увеличилась почти до 50 тысяч, затем — перевалила за 60, сейчас — за 80 тысяч. Охваты издания выросли с 300 тысяч до двух с половиной миллионов просмотров в сутки. Первые недели «Пепел» рос даже на простых текстовых сообщениях о падении БПЛА — из-за того, что люди были напуганы, фотографий и видео у журналистов просто не было.

— В Белгороде были и есть телеграм-каналы по 400-600 тысяч подписчиков, что немыслимо для большинства регионов России. Теперь власти запретили всем публиковать кадры обстрелов и атак БПЛА, на чем раньше росла вся белгородская медийка — и в этих условиях «Пепел» фактически стал монополистом на рынке информации, — объясняет Пармёнов. — В один день мы получили абсолютно все: доступ к данным, доступ к эксклюзивным фото и видео, которые присылают читатели, и, конечно, доступ к более широкой аудитории. Получилось, что наша сильная сторона — поиск уникального контента и рост за счет пересылок — хорошо «бустанулась» благодаря цензуре.
Запреты на публикацию сведений о последствиях обстрелов и атак беспилотников — общефедеральный тренд. На момент подготовки публикации они уже действовали как минимум в 35 российских регионах. Например, в соседних областях — Воронежской, Курской и Орловской. Но в Белгородской области все пошло по неожиданному сценарию.
— Из-за того, что в ряде регионов нет независимых медиа, которые могут себе позволить эффективно освещать то, что происходит, федеральные власти решили, что цензура будет работать везде. Но в Белгороде это обернулось совершенно по-другому, и иноагентское медиа буквально стало главным источником информации, — заявляет журналист.
Секрет Полишинеля, или загадочное «внешнее воздействие»
Вечером в воскресенье, 28 сентября, в Белгороде завыла сирена, мужской голос из громкоговорителей несколько раз громко повторил: «В городе объявлена ракетная опасность». Буквально через секунды раздались взрывы. После первых трех лампочка в коридоре в моей квартире заморгала, после последнего — погас свет.
В 18:33 в Белгороде и области наступил «блэкаут».

В 18:34 местное издание Go31 опубликовало следующий пост: «В центре города после громких звуков нет света. Ждем официальную информацию от властей». Затем журналисты издания добавили, что, как и местные жители, видят «дым в разных частях города», и попросили белгородцев «сохранять спокойствие» и не публиковать фото до появления сведений от властей.
В 18:39 крупный региональный телеграм-канал «Белгород №1» также опубликовал сообщение о поднимающемся дыме и «проблемах со светом у части читателей».
Ряд белгородских изданий вообще не стал публиковать информацию о блэкауте до официального комментария. Например, на «Бел.ру» в 19:01 вышла новость о том, что «курская фирма требует от федеральных властей больше 240 миллионов рублей в качестве компенсации ущерба, нанесенного действиями ВСУ». Первое сообщение, связанное с обстрелом города, появилось в телеграм-канале издания в 19:55 — спустя час после наступления блэкаута.

В темноте, подсвечивая ступеньки фонариком смартфона, я вышла во двор. Тяжелая металлическая дверь в подъезд легко открылась — электрический замок перестал работать. В доме напротив на разных этажах насчитала несколько квартир, где свет горел — он пропал не у всех, кого-то отключили позднее, чтобы не допустить перенапряжения в сети. В одном из окон зажегся фонарик — яркий кружок перемещался с одного края балкона на другой.
Со стороны частного сектора была только темнота — не горели ни фонари, ни окна в домах, ни вывески магазинов. Лишь желтые огоньки на знаках пешеходного перехода то загорались, то потухали. На другой стороне улицы без питания остались и светофоры — полицейский в светоотражающем жилете жезлом регулировал движение машин.
Я открыла смартфон, на котором постоянно отваливался интернет, и из «Пепла» узнала, что света во всем городе нет, потому что по белгородской ТЭЦ и электроподстанции «Луч» нанесли ракетный удар. Издание практически сразу начало публиковать сообщения о последствиях обстрела, видео и фото, на которых был виден дым и непосредственно «прилеты».
Из следующего сообщения издания стало понятно, что блэкаут коснулся всей области. Без света остались Белгород, Старый Оскол, Губкин, Шебекино, Короча, Строитель, Алексеевка, Борисовка, поселки Чернянка, Дубовое, Северный, Ракитное, Пролетарский…
В 19:30 «Россети» стали рассылать сообщение о том, что «по причине неблагоприятных погодных условий фиксируются многочисленные повреждения на электрооборудовании» — именно на такие «официальные» сообщения журналистам и жителям региона предложили ориентироваться власти, когда вводили цензуру.
Через пять минут после оповещения «Россетей» — и через час после ракетного удара — губернатор Вячеслав Гладков доложил о последствиях обстрела. Видео было записано на фоне ярко освещенного драматического театра.

«Враг нанес удар по инфраструктуре. Сейчас оцениваем ущерб. Есть перебои с подачей электроэнергии, достаточно значительные. Сейчас разбираемся с последствиями и будем предпринимать максимальные меры для того, чтобы подключить все, где есть возможность и необходимость, к резервной генерации, и там, где возможно — переподключить для обеспечения нужд населения и наших предприятий», — описал ситуацию глава региона.
Чуть позже местная сетевая компания заявила, что «в Белгороде наблюдаются перебои с подачей электроэнергии в связи с «технологическим нарушением, вызванным внешним воздействием».
Что это за «внешнее воздействие», к тому моменту знал уже весь город.


